Жариков, 1986
"В лунном свете"
Заплакал дядя, поезд отошел.
Луна светила рельсы перелеском.
Я повернулся, положил кошел
И размозжил Ивану череп с треском.
На мне сегодня не было лица,
Его я бил холодною резиной.
Никто не знал Ивашина отца.
Стоял мороз, покрыл деревья иней.
Враньё держал у речки Перельман.
Заказ-пожар был пролетарски красным.
Кастет-рассвет оттягивал карман.
"СА"- нашивка (Самыя Апасный).
Ты шла лесной осеннею порой,
Развратных женщин на костре сжигала,
А он лежал с разбитой головой.
Ворона глаз ему прямо выдирала.
А Тимофей висел до четверга
Безглазый пес шатался по помойке.
Чулок надела женская нога,
Язык заговорил о перестройке.
Гомсексалист насиловал меня.
Я позабыл совсем о спративленьи.
А черви ели мертвого коня.
Егор свинец жене лил на колени.
Блестят наколки, крылья мудреца.
Бархотка трет престижную нашивку.
Торчал тесак в районе крестеца,
Кровища пачкала афганскую обивку.
Я говорил, и речь моя была...
Я не молчал, кровь клокотала в глотке!
Осенней ночью девушка та шла,
И не дошла та девушка до тетки.
"Прими, прохожий, скромный этот дар", -
Я говорил и бил ему печенку.
Стоял мороз, вставал кругом пожар,
И кто-то всё записывал на пленку.