Грубей весеннего снега, но мягче стандартной пыли,
Радуюсь, но как серость. И письма лежат не вскрыты...
Вдоль стен проносятся своры. В зелёных автомобилях.
В соседней же зале бабки. Корпят над разбитым корытом.
Капуста мелким помолом. Воробьи облепившие ветки.
Всё стало землистого цвета. Земля нынче больше пухом...
И снятся мне, снятся павлины. В брутальных собачьих клетках.
И также лоснится небо, во имя святаго духа...
А вот бы схватил за локти, под занавес тысячелетий,
Какой-нибудь жалкий Голем, с каким-нибудь добрым взглядом...
Тогда б ты меня восполнил, апрельский суровый ветер,
И стало бы мне в улыбку дышать канцелярским ядом...
На первых порах не стыдно попахивать свежим мясом.
Потом одинокий голос прорежется мерзким свистом.
И вот очумелый, пьяный, ты воешь загробным басом -
Возьмите меня отсюда, заставьте остановиться...
Я ж гуще весеннего снега, я мягче стандартной пыли,
И пахнет в моей квартире густым сургучом и серой...
И кто-то, скорее добрый, увозит в автомобиле
Обитый холодной кожей комок раскалённых нервов...
