Подсолнух голову клонил, полыхал закат,
последний шёпот «не прощу», жар горящих хат.
Ударом шашки молоко кормящей матери
замешивалось с кровью и дитя, и тяти.
Это земля живая – кости, мышцы, нервы,
в неё вгрызались стальные тигры и пантеры.
И те поля за речкой до сих пор не пашут,
на них травою к небу взошёл дед Паша.
Завод щетинил трубы, мужик точил втулку,
и тут по радио - отбой, сигнал - зов Ктулху.
Иван зашёлся хохотом - «будь проклят меченый»
и захлебнулся горькою, расчеловеченный.
А после перстни рыжие да перстни синие
слюнявили и лапали вдову красивую,
глаза слепили ролексы, бликовала фикса,
но тут своих сватов заслали внуки Феликса.
Жизнь то прекрасна, то напрасна, то убога,
короче, всё в шоколаде -
так хорошо, аж плохо…
Кстати, как будет дальше?
Так хорошо…
Так хорошо, аж плохо…
Вы ждали лучшего исхода?
На кухне передохли мухи, кончилась осень,
через лес идёт Вендиго - бейся оземь.
Нам замигает гирлянда азбукой Морзе,
первым замёрзнет самый дерзкий, самый борзый.
И сколько раз уже тебе должен быть конец,
а ты никак всё не подохнешь – молодец.
И вроде только повыкашивало всю основу,
но бабы-дуры рожают и рожают новых.
А если нет войны, мы сами себе война,
ни берега, ни дна страна - народу до хрена.
И вот опять либо на нары, либо на фонарь,
очередной пассионарий обнулил мораль.
И до поры до времени я просто комментатор,
но тоже чей-то брат, муж, отец – коммутатор.
Когда-то на мне замкнётся эта цепь,
и мы увидимся с тобой, друг мой, через прицел.
Жизнь то прекрасна, то напрасна, то убога,
короче, всё в шоколаде -
так хорошо, аж плохо…
Кстати, как будет дальше?
Так хорошо…
Так хорошо, аж плохо…
Вы ждали лучшего исхода? The sunflower bowed its head, the sunset blazed,
the last whisper "I will not forgive", the heat of burning huts.
Blowing checkers milk nursing mother
mixed with blood and a child, and a dean.
This land is alive - bones, muscles, nerves,
steel tigers and panthers bit into it.
And those fields beyond the river still don't plow,
grandfather Pasha ascended on them like grass to the sky.
The factory bristled pipes, the man sharpened the sleeve
and then on the radio - a hang-up, a signal - the call of Cthulhu.
Ivan burst into laughter - "damn the marked one"
and choked with bitter, dehumanized.
And after the rings are red and blue rings
slobbering and pawing a beautiful widow,
Rolex eyes blinded, fixa glare,
but then Felix's grandchildren sent their matchmakers.
Life is beautiful, sometimes in vain, sometimes miserable,
in short, everything is in chocolate -
so good, too bad ...
By the way, what will happen next?
So good…
So good, too bad ...
Have you expected a better outcome?
Flies died in the kitchen, autumn is over,
Wendigo walks through the forest - hit the ground.
The garland will flash at us in Morse code,
the most daring, the greyest will freeze first.
And how many times must you be finished
and you will not die in any way - well done.
And it seemed to just shake the whole foundation,
but fool women give birth and give birth to new ones.
And if there is no war, we are a war to ourselves,
neither the coast nor the bottom of the country - to the people to hell.
And here again, either on the bunk, or on the lantern,
yet another passionate zeroed morality.
And for the time being I'm just a commentator
but also someone's brother, husband, father is a switchboard.
Someday this circuit will close on me
and we'll see you, my friend, through the sight.
Life is beautiful, sometimes in vain, sometimes miserable,
in short, everything is in chocolate -
so good, too bad ...
By the way, what will happen next?
So good…
So good, too bad ...
Have you expected a better outcome? | |
