Русь советская
А. Сахарову
Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.
На перекличке дружбы многих нет.
Я вновь вернулся в край осиротелый,
В котором не был восемь лет.
Кого позвать мне? С кем мне поделиться
Той грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница - бревенчатая птица
С крылом единственным - стоит, глаза смежив.
Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
И там, где был когда-то отчий дом,
Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.
А жизнь кипит.
Вокруг меня снуют
И старые и молодые лица.
Но некому мне шляпой поклониться,
Ни в чьих глазах не нахожу приют.
И в голове моей проходят роем думы:
Что родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далекой стороны.
И это я!
Я, гражданин села,
Которое лишь тем и будет знаменито,
Что здесь когда-то баба родила
Российского скандального пиита.
Но голос мысли сердцу говорит:
"Опомнись! Чем же ты обижен?
Ведь это только новый свет горит
Другого поколения у хижин.
Уже ты стал немного отцветать,
Другие юноши поют другие песни.
Они, пожалуй, будут интересней -
Уж не село, а вся земля им мать".
Ах, родина! Какой я стал смешной.
На щеки впалые летит сухой румянец.
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.
Вот вижу я:
Воскресные сельчане
У волости, как в церковь, собрались.
Корявыми, немытыми речами
Они свою обсуживают "жись".
Уж вечер. Жидкой позолотой
Закат обрызгал серые поля.
И ноги босые, как телки под ворота,
Уткнули по канавам тополя.
Хромой красноармеец с ликом сонным,
В воспоминаниях морщиня лоб,
Рассказывает важно о Буденном,
О том, как красные отбили Перекоп.
"Уж мы его - и этак и раз-этак,-
Буржуя энтого... которого... в Крыму..."
И клены морщатся ушами длинных веток,
И бабы охают в немую полутьму.
С горы идет крестьянский комсомол,
И под гармонику, наяривая рьяно,
Поют агитки Бедного Демьяна,
Веселым криком оглашая дол.
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
Ну что ж!
Прости, родной приют.
Чем сослужил тебе, и тем уж я доволен.
Пускай меня сегодня не поют -
Я пел тогда, когда был край мой болен.
Приемлю все.
Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
Я не отдам ее в чужие руки,
Ни матери, ни другу, ни жене.
Лишь только мне она свои вверяла звуки
И песни нежные лишь только пела мне.
Цветите, юные! И здоровейте телом!
У вас иная жизнь, у вас другой напев.
А я пойду один к неведомым пределам,
Душой бунтующей навеки присмирев.
Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть,-
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким "Русь".
1924 Soviet Russia
A. Sakharov
That hurricane passed. We have survived a little.
At the roll call of friendship there are not many.
I returned to the orphaned land again
Which was not eight years old.
Whom to call me? With whom to share
That sad joy that I survived?
Here even the mill is a log bird
With a single wing - standing, eyes closed.
I don't know anyone here
And those that were remembered long ago forgotten.
And where there was once a father’s house,
Now lies ash and a layer of road dust.
And life is in full swing.
They scurry around me
Both old and young faces.
But no one to bow to my hat
I don’t find shelter in anyone’s eyes.
And in my head pass a swarm of thoughts:
What is the homeland?
Can it be dreams?
After all, I’m almost gloomy pilgrim here
God knows how far away.
And it's me!
I, a citizen of the village,
Which will only be known to those
What here once a woman gave birth
Russian scandalous pita.
But the voice of thought to the heart says:
"Remember yourself! Why are you offended?
Cause it's just a new light on
Another generation at the huts.
You already began to fade a little,
Other youths sing other songs.
They will probably be more interesting -
It’s not a village, but the whole earth is their mother. "
Ah, homeland! How I became funny.
A dry blush flies on the sunken cheeks.
The language of fellow citizens has become like a stranger to me,
In my country, I’m like a foreigner.
Here I see:
Sunday villagers
At the volost, as in a church, gathered.
Clumsy, unwashed speeches
They discuss their "live."
It’s evening. Liquid gold
Sunset sprayed the gray fields.
And bare feet, like heifers under the gates,
Buried in the ditches of poplar.
Lame Red Army man with a sleepy face,
In the memories, a forehead wrinkle,
Tells important about Budyonny,
About how the Reds recaptured Perekop.
"Already we him - and so on and so on, -
Bourgeois entog ... which ... in the Crimea ... "
And maples frown at the ears of long branches,
And the women groan in the dumb gloom.
A peasant Komsomol is coming from the mountain,
And to the harmonica, zealously zealously
The agitation of Poor Demian is sung,
With a cheerful cry, announcing the dol.
That's the country!
What the hell am I
Yelled in verse that I am friendly with the people?
My poetry is no longer needed here
And, perhaps, I myself am not needed here either.
Well!
Sorry, native shelter.
What I have served you, and the more I am pleased.
Let me not sing today -
I sang when my land was sick.
I accept everything.
As I accept everything.
Ready to follow the beaten track.
I'll give my whole soul to October and May
But I won’t give it back to a sweet lyre.
I will not give it to the wrong hands
Neither mother, nor friend, nor wife.
As soon as she entrusted her sounds to me
And the tender songs just sang to me.
Flower, young! And heal your body!
You have a different life, you have a different tune.
And I will go alone to unknown limits,
The soul of a rebellious forever pacified.
But even then,
When all over the planet
The enmity of the tribes will pass
Lies and sadness will disappear
I will chant
By the whole being in the poet
Sixth of the earth
With a short name "Rus."
1924 Смотрите также: | |
