Посвящается Алексею Азикбекову героически погибшему в Великой Отечественной Войне
Помню узбека Алёшку…
Ночью в засаде сидим
Ветер свистит нехороший,
Зябко и глухо в груди.
Там за забором высоким
Зреет подлянка врага –
Грезят упиться Востоком
Русских воздеть на рога.
Вот отворились ворота,
И неприятной канвой
Вывел наружу кого-то
Вооруженный конвой.
Вижу: напрягся Алёшка,
Сжал в кулаке ППШ
И по холодной дорожке
К страже пополз не спеша.
Я его за ногу дёрнул:
«Ну-ка, служивый, назад!»
Он обернулся. Запомнил
Грустные эти глаза…
Пусть у Алёшки глаз узкий
Был, но ребята клянусь!
Был он поистине русский!
Как первозданная Русь!
«Я не могу извините…
Коль не вернусь до утра,
Мамке моей напишите –
В плен угодила Зухра…»
И по-пластунски умело
Лёшка как будто змея,
Полз на военное дело
И не смотрел на меня.
Лопнули сумрака звенья,
Утро, кровавый рассвет,
Вот подошло подкрепленье,
Только Алёшки всё нет…
Тыл негодяев повержен,
Что это?! Губы дрожат…
Возле забора повешен
Бравый узбекский сержант.
Шея Алёшки разбухла
Синий прикушен язык,
По лицу ползают мухи
Алым окрашен кадык.
Руки в ожогах тяжелых,
Вспорот по шею живот,
Брюки измазаны жёлтым
Скорчен страдальчески рот.
Сколь не казался ужасным
Вид сотворенного зла –
Как и по-прежнему ясны
Были Алёшки глаза.
Жили в них: подвиг и вера,
Смелость и бравая грусть.
Я приподнял его веко,
И прочитал слово «Русь».
