Ей было двенадцать, тринадцать - ему.
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли: почему
Такая у них вражда?!
Он звал ее Бомбою и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его Сатаной,
Скелетом и Зубоскалом.
Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.
Ей было пятнадцать, шестнадцать - ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.
Он Бомбой ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится:- У, Сатана!
Как я тебя ненавижу!
А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнет за столом:
- Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашен!
И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
- Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги?!
Ей девятнадцать. Двадцать - ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.
Теперь он Бомбой ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи,
А тетей Химией величал,
И тетей Колбою тоже.
Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась:- У, Сатана! -
И так же его презирала.
Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая...
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая.
Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал.
Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома:- Стой, Сатана!
Стой, тебе говорят!
Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!
Даже не спрашивай почему! -
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
- Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!
Эдуард Асадов She was twelve, thirteen - him.
They would always be friends.
But people could not understand why
This feud they ?!
He called it a bomb, and the spring
Shelled snow melted.
She answered him Satan,
Skeleton and scoff.
When he broke the glass ball,
She accuses him.
And he told her to spit bugs planted,
Soval her frogs and laughing,
When she squeal.
She was fifteen, sixteen - he,
But it did not change in any way.
And everyone knew for a long time, why
It s not a neighbor and enemy.
He Bomb it is still called,
Drives ridicule the creeps.
Only snow is no longer throwing
And not posed as wild rye.
Will sometimes out of the house she
Customarily would look to the roof,
Where the whistle where Tumblers circling wave
And even wrinkled - have, Satan!
How I hate you!
If a holiday is coming into the house,
It is a no-no and whisper at the table:
- Oh, how nice it is right that he
We were not invited to visit!
And my mother, putting on the table cakes,
He will say his daughter:
- Of course! After all, we invite friends,
Why do we need your enemies ?!
She was nineteen. Twenty - him.
These students already.
But the same cold on their floor,
Enemies of peace to anything.
Now, he did not call it the Bomb,
No cramps, as a child, faces,
And aunt Chemistry styled,
And the aunt, too, Colby.
She, her anger is full,
Habits have not changed:
And just angry: - Do, Satan! -
And just as he despised.
It was evening, and the smell of spring in the gardens.
I tremble star, blinking ...
There was a boy with a girl one,
Home escorting her.
He was not even familiar with it almost,
Just a noisy carnival,
Just had them on the way,
The girl was afraid to go home,
And he went with her.
Then, at midnight when the moon rose,
Whistling, he came back.
Suddenly, near the house: - Wait, Satan!
Stop, I say!
Everything is clear, everything is clear! So what are you?
So, to meet her ?!
With some little thing, empty, worthless!
Do not dare! Do you hear? Do not dare!
Do not even ask me why! -
Angrily he stepped closer
And suddenly, bursting into tears, she clung to him:
- My! I do not give, do not give anyone!
How I hate you!
Eduard Asadov | |
