А Вы когда-нибудь забываете, когда любите что любите? Я -никогда. Это как зубная боль, только наоборот- наоборотная зубная боль. Толькотам ноет, а здесь и слова нет.
Какие они дикие дураки. Те, кто не любят сами не любят,будто дело в том чтоб тебя любили. Я не говорю, конечно, но встаёшь как встену. Но Вы знаете, нет такой стены, которой бы я не пробила.
А Вы замечаете, как все они, даже самые целующие, дажесамые, как будто любящие, так боятся сказать это слово? Как они его никогда неговорят? Мне один объяснял, что это грубо отстало, что зачем слова, когда естьдела, то есть поцелуи и так далее. А я ему: "Нет. Дело ещё ничего недоказывает. А слово-всё!"
Мне ведь только этого от человека и нужно. "Люблю"и больше ничего. Пусть потом как угодно не любит, что угодно делает, я делам неповерю. Потому что слово было. Я только этим словом и кормилась. Оттого так иотощала.
А какие они скупые, расчётливые, опасливые. Мне всегдахочется сказать: "Ты только скажи. Я проверять не буду". Но неговорят, потому что думают, что это жениться, связаться, не развязаться."Если я первым скажу, то никогда уже первым не смогу уйти". А они ивторым не говорят, никоторым. Будто со мной можно не первым уйти. Я в жизниникогда не уходила первой. И сколько в жизни мне ещё Бог отпустит, первой неуйду. Я просто не могу. Я все делаю чтоб другой ушёл. Потому что мне первойуйти – легче перейти через собственный труп.
Какое страшное слово. Совсем мёртвое. Поняла. Это тотмёртвый, которого никто никогда не любил. Но вы знаете, для меня и такогомёртвого нет.
Я и внутри себя никогда не уходила первой. Никогда первой непереставала любить. Всегда до самой последней возможности. До самой последнейкапельки. Как когда в детстве пьёшь и уж жарко от пустого стакана, а ты всетянешь, тянешь, тянешь. И только собственный пар.
Вы будете смеяться, я расскажу вам одну короткую историю, водном турне. Неважно кто, совсем молодой, и я безумно в него влюбилась. Он всевечера садился в первый ряд, и бедно одетый, не по деньгам садился. А поглазам. На третий вечер так на меня смотрел, что либо глаза выскочат, либо самвскочит на сцену.Говорю, двигаюсь, а сама всё кошусь "Ну что? Ещёсидит". Только это нужно понять, это не был обычный мужской влюблённый,едящий взгляд. Он был почти мальчик. Это был пьющий взгляд. Он глядел какзаворожённый. Точно я его каждым словом, как на нитке, как на нитке, как наканате притягивала. Это чувство должны знать русалки. А ещё скрипачи, вернеесмычки и реки, и пожары. Что вот, вот вскочит в меня как в костёр. Я просто незнаю как доиграла. У меня всё время было такое чувство что в него, в эти глаза,оступлюсь. И когда я с ним за кулисами, за этими несчастными кулисами,поцеловалась, знаю что это ужасная пошлость, у меня не было ни одного чувства.Кроме одного. "Спасена". Это длилось страшно коротко, говорить намбыло не о чем.Вначале я все говорила, говорила, говорила, а потом замолчала,потому что нельзя чтобы в ответ на мои слова только глаза, поцелуи.
И вот лежу я утром, до утром. Ещё сплю, уже не сплю. И всевремя себе что-то повторяю. Губами, словами. Вслушалась, и знаете что это было?"Ещё понравься. Ещё чуточку, минуточку понравься". Только вы недумайте, я не его, спящего, просила. Мы жили в разных местах и вообще… Явоздух просила. Может быть Бога просила. Ещё немножко вытянуть. Вытянула. Он несмог, я смогла. И никогда не узнал. И строгий отец, генерал в Москве, которыйне знает, что я играю. Я как будто бы у подруги, а то вдруг вслед поедет..
И никогда не забуду, вот это не наврала. Потому что любовьлюбовью, а справедливость справедливостью. Он не виноват, что он мне больше ненравится. Это не вина, а беда. Не его вина, а моя беда. Все равно, что разбитьсервис и злиться, что не железный.
Do you ever forget when you love what you love? I never. It's like a toothache, just the opposite, the opposite is a toothache. Only aching, but here there is no word.
What wild fools they are. Those who do not love themselves do not love, as if the point is to be loved. I don’t say, of course, but you get up like I get up. But you know, there is no wall that I wouldn’t break through.
Do you notice how all of them, even the most kissing, even the most loving, as if loving, are so afraid to say this word? How do they never talk him? One explained to me that it was grossly behind, that why should there be words, when there is something to do, that is, kisses and so on. And I told him: “No. The case still does not prove anything. And the word is everything!”
I really only need this from a person. "Love" and nothing more. Let then he doesn’t like anything, does anything, I don’t believe in matters. Because the word was. I only fed that word. That's why I dragged it away.
And what are they mean, prudent, cautious. I always want to say: "Just tell me. I won’t check." But they do not talk, because they think it’s to marry, to contact, not to untie. "If I am the first to say, I can never be the first to leave." But they don’t speak to anyone, not to anyone. It’s like you can’t be the first to leave with me. I’ve never left first in my life. And how much more in my life God will let me go, I won’t be the first. I just can not. I do everything so that the other leaves. Because I’m the first to leave - it’s easier to go through my own corpse.
What a scary word. Completely dead. I get it. This is a dead man that no one has ever loved. But you know, for me there is no such a dead person.
I never left first inside myself either. Never first ceased to love. Always to the very last opportunity. To the very last drop. As when in childhood you drink and it’s already hot from an empty glass, and you will pull, pull, pull. And only own steam.
You will laugh, I will tell you one short story, a water tour. No matter who, very young, and I fell madly in love with him. All evening he sat in the front row, and poorly dressed, sat down for money. And to the eyes. On the third evening, he looked at me like that either his eyes would pop out, or he would jump onto the stage. I say, I’m moving, and I’m still scamming "Well? She’s still sitting." Only this needs to be understood, it was not an ordinary man's love, eating sight. He was almost a boy. It was a drinking gaze. He looked as if spellbound. It’s as if I were attracting him with every word, like a thread, like a thread, like a rope. This feeling must know the mermaids. And also violinists, faithful bows and rivers, and fires. Well, here it jumps into me like a fire. I just don’t know how to finish the game. All the time I had the feeling that I would stumble in him, in those eyes. And when I kissed him behind the curtains, behind these unfortunate curtains, I know that this is terrible vulgarity, I did not have a single feeling. Besides one. "Saved." It lasted terribly short, there was nothing to talk about. At first I talked, talked, talked, and then fell silent, because it is impossible that only eyes, kisses are in response to my words.
And then I lay in the morning, until the morning. Still sleeping, no longer sleeping. And I’m repeating something to myself all the time. Lips, words. I listened, and you know what it was? "Still like it. Just a little more, just a minute like it." Just think about it, I didn’t ask him, sleeping. We lived in different places and in general ... Yazvozdukh requested. Maybe God asked. Pull out a little more. Pulled out. He can’t, I could. And he never knew. And a strict father, a general in Moscow, who does not know that I play. It’s like I’m having a girlfriend, otherwise I’ll suddenly go after ..
And I will never forget, this is not a lie. Because love is love, and justice is justice. It’s not his fault that I don't like him anymore. This is not fault, but trouble. Not his fault, but my misfortune. It’s like breaking a service and getting angry that it’s not iron. | |
