Мои собственные реакции крайне просты: когда я хочу спать – я иду в кровать, когда я хочу есть – я иду на кухню, когда мне плохо – я иду к доктору Лектеру. Однако в тот момент я не нахожу в себе сил подняться и выйти из квартиры. Я остаюсь сидеть там, где сижу, подвывая от боли в висках, и глотаю ком в горле вместо ланча.
Я знаю, что мне нужно позвонить Ганнибалу, я знаю, что мне нужно перейти на кухню и съесть что-нибудь. Принять горячий душ и лечь спать. Я знаю, что мне нужно прекратить ненавидеть себя за вещи, которые я не совершал, но почему-то все эти знания никак не помогают мне подняться с пола. И поэтому с двенадцати утра до шести вечера я предаюсь радостному переживанию сплина и душащего одиночества, лежа на половике в ванной.
Каждый из нас останется один на один с собственной болью, и хорошо, если это происходит в декорациях квартиры, под теплым одеялом и телевизором, бормочущим в соседней комнате. Хорошо, если в момент, когда на тебя обрушится осознание того, насколько невыносима и омерзительна твоя жизнь, ты не будешь стоять на сцене, и директор твоей школы не будет порываться вручить тебе аттестат. Хорошо, если ты сможешь перетерпеть и разрыдаться дома, а не у всех на виду, поджав губы и вцепившись в собственное запястье.
Я не могу справиться со своими переживаниями в одиночестве – эти удивительные эпизоды, когда меня захлестывает паника: кровь на полу, кровь на стенах и песенка «Гори, гори, маленькая звездочка» - никогда не заканчиваются счастливо. Никто не приходит спасти меня, никто не присылает мне срочное письмо с вложением: «Уилл, приходи ко мне на чай». Остаюсь я. Я и моя боль.
К шести вечера эта компания порядком наскучивает.
В шесть у меня затекают руки и ноги, поэтому первые две попытки встать оканчиваются жалкой неудачей, после которой я снова опускаюсь на пол и делаю несколько глубоких вдохов. Я не могу справиться даже со своим телом, я не могу справиться со своими чувствами – я не могу ничего, кроме как забиться в угол и жалобно выть, надеясь, что кто-нибудь из соседей подумает, что кто-то мучается животных и вызовет полицию. Я делаю все очень медленно: медленно встаю на колени, медленно делаю первый шаг к двери, чувствуя, как в ноги впиваются еловые лапы, медленно открываю дверь и, оглянувшись по сторонам, точно так же жалко перебираюсь в комнату. Это может казаться нелепым и детским заявлением, но пару минут у меня перед глазами плывут черные круги от усталости, и я с трудом снова начинаю дышать, прежде чем приподнимаюсь с пола.
Внутренняя борьба с собой отнимает слишком много времени и сил; я валюсь на кровать и подтягиваю к себе ноги, стараясь стать как можно меньше и сжать внутри себя ощущение пустоты. Я смотрю в стену, смотрю в потолок, я рассматриваю корешок книги на тумбочке, и только спустя минут двадцать я решаюсь подтянуть к себе телефон.
У меня нет заготовленного текста молитвы, который я бы смог прошептать в трубку, надеясь быть услышанным и понятым. Я не репетировал свою первую реплику, не прогонял в голове этот диалог – я лежу и слушаю долгие гудки, которые эхом отдаются в моей квартире, и мысленно повторяю свое имя, чтобы не забыть представиться.
Он говорит: «Алло?».
И я кладу трубку. Потому что единственное, что я могу ответить на это: «Я страдаю. Я невыносимо страдаю. Забери меня отсюда». У доктора Лектера пациенты, у доктора Лектера своя жизнь – доктор Лектер не должен меня спасать. Почему-то совсем не вид разодранных тел, не тотальное одиночество, не ощущение собственной беспомощности доканывает меня, почему-то мысль о том, что доктор Лектер не придет, настолько невыносима, что я начинаю выть.
My own reaction is very simple: when I want to sleep - I go to bed, when I'm hungry - I go to the kitchen when I feel bad - I go to Dr. Lecter. However, at the moment I do not find the strength to get up and get out of the apartment. I remain sitting where I sit, howling with pain in his temples, and swallow the lump in my throat instead of lunch.
I know that I need to call Hannibal, I know that I need to go to the kitchen and eat something. Take a hot shower and go to bed. I know that I need to stop hating myself for things I did not commit, but for some reason, this knowledge does not help me to get up off the floor. And so with twelve in the morning till six in the evening I am surrendering joyful experience spleen and the soul alone, lying on the rug in the bathroom.
Each of us will be alone with his own pain, and well, if it occurs in the scenery of apartments, under a warm blanket and a TV, muttering in the other room. Well, if at the moment when you overwhelm awareness of how unbearable and disgusting your life, you're not going to stand on the stage, and the director of your school will not endeavor to present you to the passport. Well, if you can endure, and burst into tears at home, not in plain sight, pursing his lips and clutching at his own wrist.
I can not cope with their feelings alone - these amazing episodes when I was overwhelmed panic, blood on the floor, blood on the walls and the song "Shine, shine, little star" - never end happily. No one comes to save me, no one sent me an urgent letter to the attachment: "Will, come to me for tea." I was left. Me and my pain.
At six pm, the company procedures bored.
At six I have numb hands and feet, so the first two attempts to get end in abject failure, after which I again go down to the floor and take a few deep breaths. I can not even cope with my body, I can not cope with their feelings - I can not do anything but to hide in a corner and plaintive howl, hoping that someone from the neighbors would think that someone is suffering animals and to call the police . I do everything very slowly, slowly get up on his knees, slowly take the first step toward the door, feeling in his legs dig fir paws, slowly opened the door and looked around, just sorry I move into a room. It may seem ridiculous and childish statement, but a couple of minutes in front of me floating black circles of fatigue, and I can hardly begin to breathe again before the lifts from the floor.
Infighting with them takes too much time and effort; I I fall on the bed and pulled to his feet, trying to be as small as possible and squeeze inside an empty feeling. I look at the wall, looking at the ceiling, I consider the book back on the table, and only after twenty minutes I decide to pull up to a phone.
I do not have a prepared text of the prayer that I could whisper into the phone, hoping to be heard and understood. I do not rehearse his first remark, not banished in my head this dialogue - and I lay listening to the long horns, which are echoing in my apartment, and mentally repeat its name, lest we forget to introduce myself.
He says, "Hello?".
And I put a tube. Because the only thing I can answer is: "I am suffering. I suffer intolerably. Get me out of here. " Dr. Lecter, patients of Dr. Lecter's own life - Dr Lecter did not have to save me. For some reason it was not kind of torn bodies, not total solitude, not a feeling of helplessness dokanyvaet me, for some reason I thought that Dr. Lecter did not come, so unbearable that I begin to howl. Смотрите также: | |
