Он словом наши души рвал на части,
Он взглядом зажигал костры надежд.
Он как козырный туз червовой масти
Срывал весь банк под носом у невежд.
Ему хула врагов была дороже,
Чем похвала случайных прилипал.
Он точно знал, что водка не поможет,
Но всё равно до края наливал.
Он не давал ответов на вопросы,
Не утверждал, что истина в вине.
Когда он пел с ресниц срывались слёзы
Или ползли мурашки по спине.
Он в доску был своим у альпинистов,
Он был своим у моряков без лишних слов.
Он был звездой, но не на небе мглистом,
А на погонах беспогонных штрафников.
Он 37 на фарте проскочил,
Протиснувшись по краешку, по бровке,
А вот у цифры 42 притормозил,
Как оказалось, у последней остановки.
Он не ходил в любимчиках у Бога,
Но Бог его как мог, оберегал.
Вот только ангел на плече вздремнул немного
И опоздал! И опоздал! И опоздал…
Он не был ни пророком, ни мессией,
Не вёл на баррикады за собой,
Хотя он не был совестью России,
Он был её израненной душой!
Уже никто так не споёт и не сыграет,
Не разорвёт на части хрипом тишину.
А смерть до срока лучших выбирает,
И дёргает, и дёргает, и дёргает... по одному!
В тиши гранитно-мраморного плена
Не гаснет поминальная свеча.
Скорби Россия, преклонив колено,
И не суди великих сгоряча!
