Я мог бы сжигать мосты и вести войну.
Движеньем бровей приказывать легионам.
Я мог целоваться с сотней, любить – одну,
и внушать любовь тысячам, если не миллионам.
Я мог бы, но тяжела броня
и не уживается с легким сердцем.
Я мог бы, но полюбил тебя –
и в свете славы ослеп бы, но не согрелся.
Мне бы кисти пошли,
как идет перо павлинье павлину.
Я был бы голубоглазым,
к слову сказать брюнетом, а не блондином,
я бы за жизнь свою не любил ни разу
и был бы искренне счастлив среди вина,
среди обнаженных тел и животной страсти.
Я был бы наверно грустен,
но лишь отчасти
и в большей степени потому,
что гениальность мою не постичь уму
обывателя серого. Этот цвет
я бы вычеркнул из палитры Бога,
и Ему самому, помолчав немного,
я бы шепнул: «Тебя и в помине нет!».
Но – даже кисти не удержать в руке,
и уж тем более – не написать картины
без любимого образа вдалеке.
Эта нить -прочнее, чем пуповина.
и намного короче, чем путь к тебе.
Солнце могло бы нещадно светить в глаза,
но улыбалось бы мне как равному.
На равнине, я был бы самой высокой из всех вершин.
Среди вершин – был бы славен за строгий климат,
непокоренность склонов, за рев лавин.
Единственный минус – неоцененность видов.
Впрочем, это не минус, скорее – факт.
Я бы своим присутствием изменял ландшафт,
биографию местности и никакой бы шарф
не спас тебя от простуды или ангины вблизи моего дыханья.
Но ты – не здесь.
И значит нет никакого толка
в моей высоте, в долготе на карте,
в альпинистах и в бешеном их азарте.
И меня покорили бы. В августе или в марте.
Я еще стану и этим, и тем, и третьим.
Меня подадут на десерт, а компот – на третье.
Я еще буду строчкой греметь в куплете,
любовь меня приручила – она за меня в ответе. I could burn bridges and wage war.
Order the legions with a flick of your eyebrows.
I could kiss a hundred, love one,
and instill love in thousands, if not millions.
I could, but the armor is heavy
and does not get along with a light heart.
I could, but I loved you -
and in the light of glory would have gone blind, but not warmed.
I would send brushes
as a peacock feather goes to a peacock.
I would be blue eyed
by the way, a brunette, not a blonde,
I would never love for my life
and would be sincerely happy among the wine,
among naked bodies and animal passion.
I would probably be sad
but only partly
and mostly because
that my genius cannot be grasped by the mind
commoner gray. This color
I would cross out from God's palette,
and to Himself, after a pause,
I would whisper: "There is no trace of you!"
But - not even a brush can be held in hand,
and even more so - do not paint a picture
without a favorite image in the distance.
This thread is stronger than the umbilical cord.
and much shorter than the path to you.
The sun could shine mercilessly in your eyes
but would smile at me as an equal.
On the plain, I would be the highest of all the peaks.
Among the peaks - would be famous for the severe climate,
unconquered slopes, for the roar of avalanches.
The only negative is the underestimation of the species.
However, this is not a minus, but rather a fact.
I would change the landscape with my presence,
biography of the area and no scarf
didn't save you from colds or sore throats near my breath.
But you are not here.
And that means there is no sense
at my height, in longitude on the map,
in climbers and in their mad excitement.
And I would have been conquered. In August or March.
I will also become this, and that, and the third.
I will be served for dessert, and compote for the third.
I will still rattle a line in the verse,
love has tamed me - she is responsible for me. Смотрите также: | |
