Это гимн нашего триумфального поражения,
Которое гораздо победы важнее.
Как любого русского, меня волнуют две женщины —
Лишь Россия и Смерть, что, впрочем, одно и то же.
Под нефтяных пузырей перламутром
Зияет чернее черного русская бездна.
Переживем ли мы встречу с ней похмельным утром,
Когда пузыри лопнут, зеркала треснут? —
Ни один яд не убивает так, как трезвость.
Слова умирают от касаний клавиатуры.
Пафос, протест и рефлексия давно стали продуктом.
Восстание — удел рабов, — так говорил Заратустра.
Революция может быть только консервативной —
Мы придем, как к жидам Илья из Фисвы,
И расскажем, зачем фонари ослепшему миру —
Они нужны чтобы вешать банкиров.
Черное солнце
Самой черной ночи,
Загляни в оконца
Наши заколоченные,
Разбуди, согрей —
Затянулась спячка, —
И в белом Октябре
Встретим Красную Пасху.
Это траурный марш, с которым мы идем в бой.
Фронтовые сто грамм залпом - за упокой.
Черный ворон, не вейся над моей головой —
Дым отечества едок — упадешь замертво.
Я жидо-татарин по крови, но русская почва
Вскормила тоской загробной
По кисельным берегам и рекам молочным.
Если нет на земле рая, мы разнесем ее в клочья!
Если нет Китежa, будет кутеж!
Где тут пост, а где масленица — хрен разберешь.
Здесь Мефистофель принял схиму и спился Будда.
Мы строим Третий Рим между опричниной и смутой,
Разрушая как мандалу и собирая заново.
Без царя в голове или с царем без головы.
Мы русские — с нами Бог — он умер, но мы еще живы,
И сколько есть сил мы будем править поминки,
Звеня стаканами, пока мертвого не поднимем,
Звеня кандалами, пока мертвого не поднимем,
Звеня колоколами разбитыми...
Черное солнце
Самой черной ночи,
Загляни в оконца
Наши заколоченные,
Разбуди, согрей —
Затянулась спячка, —
И в белом Октябре
Встретим Красную Пасху. This is the anthem of our triumphal defeat,
Which is much more important than victory.
Like any Russian, I care about two women -
Only Russia and Death, which, however, are one and the same.
Under the mother of pearl oil bubbles
The black abyss gains blacker than black.
Will we survive a hangover in the morning,
When will the bubbles burst, will the mirrors crack? -
Not a single poison kills sobriety.
Words die from keyboard touches.
Paphos, protest and reflection have long been a product.
Rebellion is the lot of slaves, Zarathustra said so.
A revolution can only be conservative -
We will come as to the Jews, Ilya from Fisva,
And let’s tell you why the lanterns for the blind world
They are needed to hang bankers.
Black Sun
The blackest night
Look in the window
Our boarded up,
Wake up, warm up -
Hibernation dragged on
And in white October
Meet Red Easter.
This is a mourning march with which we go into battle.
Front hundred grams in one gulp - for peace.
Black raven, don't curl over my head -
The smoke of the fatherland eater - you fall dead.
I am a liquid Tatar by blood, but Russian soil
I nourished longing afterlife
On the banks of honey and rivers milk.
If there is no paradise on earth, we will tear it to shreds!
If there is no Kitezh, there will be revelry!
Where is the post, and where is Shrovetide - you’ll understand the hell.
Here Mephistopheles took the schema and the Buddha drank himself.
We are building the Third Rome between the oprichnina and the turmoil,
Destroying like a mandala and reassembling.
Without a king in his head or with a king without a head.
We are Russian - God is with us - he died, but we are still alive,
And how much power we will rule the wake,
Ringing glasses until we raise the dead
Ringing shackles until we raise the dead
Ringing the bells broken ...
Black Sun
The blackest night
Look in the window
Our boarded up,
Wake up, warm up -
Hibernation dragged on
And in white October
Meet Red Easter. Смотрите также: | |
