громыхал по рельсам одинокий первый трамвай
дома стояли и спали, подернутые вуальной тканью
в лазурной дымке утра, ветер по аллеям гулял, качая
деревья, торчащие как будто рваные нервные окончания
из улицы. птицы длинным клином улетали вдаль, и мои зубы стучали,
но я держал ими дрожащую улыбку, провожая
одинокий трамвай в цветущий льдинами рассвет
и вместо глаз моих блестели лужи на лице
я помню каждый цвет того утра, и всё что было до него
тот ларёк с бухлом, куда мы бегали перед сном босиком
и злую старуху консьержку, и тех уродливых соседей
и дверь с надписью "верни долги" на ней и между этим
наш огромный мир в маленькой ветхой комнатушке
по стекляшкам старинной люстры проползают лучики и
пряным пахнут книжки и косолапая мебель и подушки,
как большущие мягкие облака, свалившиеся с неба
прямо на нашу лодку - старый разложенный диван
со снятым залатанным парусом в виде белого одеяла,
на котором мы лежали взявшись за руки и закрыв глаза,
и наши души встречались друг с дружкой в этом тихом касании
и мы могли лежать так целыми днями, просто прислушиваясь
ко взрывам сердец и к шумевшей в жилах по порогам крови,
водопад оконных штор по стенам обрушивался,
затопляя нашу гавань и унося в открытое море
нашу лодку.
всё проходит. и если в этом мире есть что-то прекрасное,
то лучше бы пусть не было, потому что оно угаснет
и оставит тебя вот так напрасно на остановке стоящим
и как дурак машущим рукой, будто это что-то значит
теперь. проклятое солнце встает на горизонте и дымится
молочными облаками и ложится бледным светом на лица
людей, пришедших на остановку, придавая им схожесть
со старыми фотографиями, перелистывая их, я уронил улыбку как грош и
и побрел, не видя ничего вокруг, и слёзы подступали к горлу
и всё тело ослабло, и я тащил его на себе как гору
и, не слыша ни гудков машин, ни матершины, я окончательно сдался
и заплакал среди улицы как потерянный ребёнок
и слёзы валились из глаз словно обломки и пялились прохожие
и говорили "как же так? такой большой, а эмоции сдержать не может"
но я не мог, и все краски мира что раньше в глаза бросались
уходили тем утром из глаз моих вместе с этими слезами
ну неужели всё это было, неужели это не сон
те слова, что ты дарила мне своим нежным голоском
и глаза твои, в которых факел дрожаще горел
и которыми ты смотрела на меня как никто никогда не смотрел
неужели всё это сон те бесконечно долгие объятия
на московском вокзале, и твоё тоненькое платье
в котором ты встречала меня и милое солнце зарделось
на твоих мокрых щеках. я же держал твою ручку как
драгоценность
осенними вечерами, когда тяжелые облака толпятся на небе
и на аллеях медленно умирают цветы и седеет трава
когда комната наша пустая стынет как склеп, я
вновь сижу на остановке и жду одинокий последний трамвай
Rushed on the rails lonely first tram
Houses stood and slept, twisted with a veil cloth
in the azure cheek of the morning, the wind on the alleam walked, shaking
Trees sticking as if torn nervous endings
From the street. Birds with a long wedge flew to the distance, and my teeth were knocked out,
But I kept a trembling smile, accomplishing
Lonely tram in blooming ice leaves
and instead of the eyes of my bright puddles on the face
I remember every color of the morning, and everything that was before him
that larok with boots where we ran before bed barefoot
and the evil old woman concierge, and those ugly neighbors
and the door with the inscription "Relief" on it and between this
Our huge world in a little dilapidated room
On the glass of the ancient chandeliers are crawling races and
Spicy books smell and lining furniture and pillows,
How big soft clouds falling from the sky
Right on our boat - old laid sofa
with a shot-shot sail in the form of a white blanket,
on which we lay on the hands and closing the eyes,
And our souls met each other in this quiet touch
and we could lie so much days just listening
to the explosions of the hearts and to the noise in the veins on blood thresholds,
The waterfall of the window curtains on the walls collapsed,
flooding our harbor and takes into the open sea
Our boat.
everything passes. And if there is something beautiful in this world,
then it would be better not to be because it will fuss
and leave you so in vain at the stop standing
and as a fool with a mastery, as if it means something
now. The damned sun rises on the horizon and smoke
milk clouds and falls in pale light on the face
people who came to the bus stop giving them similarity
with old photos, turning them, I dropped a smile as a penny and
And walked, without seeing nothing around, and tears approached the throat
And the whole body weakened, and I dragged him on myself as a mountain
And, not hearing either the beeps of cars, nor Mateshina, I finally gave up
and cried among the street as a lost child
and tears rolled out of the eyes like fragments and stared passersby
And they said "how so? Such a big one, and can't keep emotions"
But I could not, and all the paints of the world that before the eyes threw up
left the in the morning of my eyes together with these tears
Well, did it really all this, really not sleep
Those words that you gave me with your tender voice
and your eyes in which the torch trees burned
and which you looked at me like no one ever watched
Does all this dream those infinitely long hugs
at the Moscow railway station and your thin dress
in which you met me and the cute sun zave
On your wet cheeks. I kept your handle as
jewel
Autumn evenings when heavy clouds crowded in the sky
And on the avenues, flowers are slowly die and the grass sees
When our room is empty as a crypt, I
I sit again at the stop and wait for a lonely last tram Смотрите также: | |
