Я всегда был за тех, кому горше и хуже.
Я всегда был для тех, кому жить тяжело.
А искусство моё, как мороз, даже лужи
Превращало порой в голубое стекло.
Я любил и люблю этот бренный и тленный
Равнодушный, уже остывающий мир.
И сады голубые кудрявой Вселенной,
И в высоких надзвездиях синий эфир.
Трубочист, перепачканный чёрною сажей;
Землекоп, из горы добывающий мел --
Жил я странною жизнью своих персонажей,
Только собственной жизнью пожить не успел.
И, меняя легко свои роли и гримы,
Растворяясь в печали и жизни чужой.
Я свою -- проиграл, но зато Серафимы
В смертный час прилетят за моею душой!
I have always been for those who are worse and worse.
I have always been for those who have a hard time living.
And my art is like frost, even puddles
Sometimes it turned into blue glass.
I loved and love this mortal and perishable
Indifferent, already cooling the world.
And the blue gardens of the curly Universe,
And in the high superstars is a blue ether.
Chimney sweep smeared with black soot;
Digger digging chalk from the mountain -
I lived the strange life of my characters,
I just didn’t have time to live my own life.
And, easily changing their roles and makeup,
Dissolving in sadness and alien life.
I lost mine, but the Seraphim
At the hour of death will fly for my soul!
