Отец, услышь мое моленье,
быть может, я в последний раз
в молитве возношу прошенье,
в жестокий свой предсмертный час.
Я смертной муки не боюсь,
ведь я, Творец, к Тебе стремлюсь.
Всегда, идя со мною рядом,
я под Твоим великим взглядом
в любви небесной возрастал,
и вот теперь, мой час настал.
За Слово истины высокой,
не может враг никак понять,
что мне не страшно умирать,
пусть даже смертью и жестокой.
Но вот молитву возношу,
открывши боль души своей,
Творец, о матери прошу:
о, помоги несчастной ей,
Ведь у нее здесь один
единственный, любимый сын,
храни ее, Отец мой вечный,
Своей любовью бесконечной,
Её Тебе я отдаю,
в Твои Божественные руки,
о, дай ей силы, я молю,
в последний час мой смертной муки.
Сейчас, склонив свои колени,
я пред лицем Твоим молюсь,
а завтра утром, на арене,
к престолу славы вознесусь.
И в сердце радостью объят;
еще чуть-чуть, еще немного
и я взлечу в небесный град,
и буду жить с Тобою, с Богом.
Ночная спящая столица,
великий город - город Рим,
где глубоко, в сырой темнице,
молился вольный неба сын.
Ночная летняя прохлада
укрыла все своей росой
и тихо, спящая отрада,
дарила сладостный покой.
Молитвой сердце укрепив,
спокойно спал страдалец юный.
И луч в окно проникнув лунный
его собою осветил:
В нем все дышало красотою,
в чертах небесного лица
в предсмертный час он был спокоен,
как сын великого Творца.
Таких, как он, в тот час немало
за Бога свято умирало,
чтоб средь языческих держав
любовь Христа торжествовала.
И кровь Божественных детей
арены Рима обогрела,
но всё сильнее, средь скорбей,
живая вера возрастала.
Вот ночи время пролетело,
и дверь тоскливо заскрипела,
и стража выполнять указ
идет. И он в последний раз
по римским улицам шагает,
и с болью в сердце вспоминает:
О сколько же его друзей
дорогой этой прошагали
и после, свято умирали
от жутких пыток палачей.
Но тут, дорогу преграждая,
к арене не успев дойти,
он взгляд знакомых глаз встречает,
почти в конце всего пути.
Как сразу руки ослабели,
как в сердце заболела рана,
губами слышно еле-еле,
он прошептал с тоскою: мама.
И сразу сердце с болью сжалось
от муки дикой, неземной,
во взгляде просьба, вдруг, прорвалась
невыразимою мольбой:
Не надо, мамочка, ты слышишь?
Меня ведут же убивать,
ведь ты с трудом от боли дышишь,
Зачем тебе сильней страдать?
Сейчас откроют клеток двери,
как в муке будешь ты взирать,
когда меня на части звери
клыками будут раздирать!
О, пожалей себя, родная,
молю уйди, не мучь себя,
как страшна мука эта злая,
уйди же, мать, прошу тебя!..
Но материнский взгляд глубокий
сказал с любовью неземной:
Сынок, я здесь не одинока,
со мною Бог, Отец Святой.
Ты прав, жестока эта мука,
но наш Господь страдал сильней.
Иди, пусть краткая разлука
приблизит нас к Царю царей.
О, христианское терпенье,
как силен Бог твой в небесах,
Не знают, что такое страх
твои наследники спасенья.
Пред всем народом воин веры,
(какой он все же молодой),
последний вздох, прыжок пантеры.
И льется кровь его струей.
Закрылись юные глаза,
венец страдания приемля,
и материнская слеза
упала на сырую землю.
Года летят, летят стрелой,
как быстро время пробегает.
И мы, идя земной тропой,
следы кровавые встречаем.
Они всё время там лежат,
их толща времени не скроет,
Они о многом говорят,
все воды мира их не смоют.
Быть может, каждого из нас
страданья в мире также ждут,
но Тот, Кто нас однажды спас
благословит земной наш труд.
Пусть будет горе, пусть мученья
и испытанья впереди,
но мы идем в страну спасенья
в надежде, вере и любви.
Автор стиха: Павел Шавловский
Название стиха: Панкратий
Father, hear my supplication,
perhaps the last time I
I lift up in prayer the petition,
in a brutal hour of death.
I am not afraid of death of flour,
for I, the Creator, to Thee I aspire.
Always walking next to me,
I look for thy great
in celestial love grew,
and now, my hour has come.
For the Word of Truth high
can not understand the enemy in any way,
that I am not afraid to die,
even death and cruel.
But I lift up prayer,
Open the pain of his soul,
Creator, I ask about his mother:
on, help her unhappy,
After all, it is one
only, beloved son,
Save it, my Eternal Father,
His love infinite,
Her I give thee,
in Your divine hands,
Oh, give her strength, I pray,
in the last hour of my death flour.
Now, bowing their knees,
I pray before thee,
and tomorrow morning, in the arena,
I ascend to the throne of glory.
And at the heart of joy enveloped;
a little bit more, a little more
I vzlechu in the celestial city,
and I will live with you, with God.
Night sleeping capital,
great city - the city of Rome,
where deep in the damp dungeon,
I prayed a free sky son.
Night summer cool
She hid all their dew
and quiet, sleeping comfort,
She gave the sweet peace.
Prayer heart strengthening,
I slept a young sufferer.
And the beam in the moonlight penetrated the window
he himself highlighted:
It all breathed beauty,
in terms of the heavenly person
in the hour of death, he was calm,
as the son of the great Creator.
Such as it is, in that hour many
for God is holy dying,
that among the pagan nations
Christ's love triumphed.
And the blood of God's children
Arena warmed Rome
but still more, amid the sorrows,
living faith increased.
That night time flew by,
and the door creaked mournfully,
and guards perform a decree
goes. And it was the last time
by Roman streets marching,
and with a heavy heart he says:
About how many of his friends
this road marched
and then, piously died
from the terrible tortures of the executioners.
But here, blocking the road,
to the scene before he could walk,
he meets eyes look familiar,
near the end of the journey.
How right hand weakened,
in the heart sick wound
his lips barely audible,
he whispered with anguish: my mother.
And once the heart sank with pain
flour from the wild, unearthly,
in his eyes, please, suddenly broke
inexpressible entreaty:
No, Mommy, do you hear?
I lead the kill,
in fact you could hardly breathe from the pain,
Why do you suffer greatly?
Who will open the doors of cells
in flour shalt thou behold,
when I was on the part of animals
fangs will tear!
Oh, have pity on yourself, my dear,
pray go away, do not torture yourself,
How terrible meal this evil,
Get out of the same mother, I beg you! ..
But the maternal gaze deep
He said with an unearthly love:
Son, I'm not here alone,
God to me, Holy Father.
You're right, this is cruel flour,
but our Lord suffered harder.
Come, let a brief separation
It brings us closer to the King of kings.
Oh, Christian patience,
how strong your God is in heaven,
Do not know what fear
Your heirs of salvation.
Before all the people, a warrior of faith,
(Which he still young)
last breath, jump the Panthers.
And pours his blood stream.
Young eyes were closed,
accepting the crown of suffering,
and maternal tears
I fell on the damp ground.
Years fly, fly jib,
how quickly time runs.
And we're walking the Earth's path,
traces of the bloody encounter.
They are there all the time,
their thickness has not hide,
They say a lot,
all waters of the world they are not washed away.
Perhaps each of us
suffering in the world is also waiting
but he who has saved us once
bless our earthly labor.
Let it be a mountain, let the torment
and tests ahead
but we're going to save the country
in the hope, faith and love.
verse Author: Paul Shavlovsky
The name of the verse: Pankraty Смотрите также: | |
