Словно ноты на чуть еще теплом листе
Заключают идею во всей прямоте,
Смысл, который еще не перевран, пока
Дирижер его нежно не взял за бока,
И покуда с привычно похмельной руки
Не ударились разом в истому смычки,
И покуда его виртуоз-грамотей
Не засахарил медом рояльных страстей –
Словно ноты на чуть еще теплом листе,
Мое слово, зависнувшее в пустоте,
Будет прямо, и чисто, и вольно, пока
Не сойдет, наконец, как с небес, с языка.
Не классической плавностью бурю смирив –
Брюхом на мель, а грудью – вслепую – на риф,
И без женских истерик, без женских же рифм,
Каждой строчкой себя отворив, разорив,
Хоть единожды в жизни, хотя бы на миг
Превратиться в один изнывающий крик:
Так под игом молчанья, горчайшим из иг,
Ищет колокол вырванный с мясом язык,
Чтоб всей силою в небо и дальше – до звезд,
В очищенье сердец, в излеченье корост,
И все гуще его покрывает нарост
Из уютных, навозом устеленных гнезд.
Но заветная песня да будет чиста,
И ложится легчайшим перстом на уста
Знак молчания – и посвящения – знак.
Будь, что велено свыше. А велено – так.
Теперь, когда всё, наконец, на местах,
И все по местам, и на месте акценты,
Когда обесценены все сантименты,
И слово как лист не дрожит на губах,
И учится время по-старому течь,
И в новой тетради по-старому пишет,
Ко мне наконец возвращается речь,
Которой никто, может быть, не услышит.
И ветер, привычно ложась на круги,
Гуляет враспев по накатанным нотам –
Поди догадайся и кто там, и что там...
Да ну его к черту. Не вижу ни зги. Like notes on a little more heat sheet
Conclude idea in all honesty,
The meaning of which is not yet distorted until
The conductor did not take him gently by the sides,
And as long as with the usual hangover hands
Do not blow again in the languor of the bond,
And while his virtuoso scholar
No sugar honey grand piano passions -
Like notes on a little more heat sheet
My word, zavisnuvshee in a vacuum,
Will be right, and pure, and freely until
Do not come down, finally, as from heaven, from the language.
Not classical smoothness storm humbling -
Stranded belly and breasts - blind - the reef,
And no female hysterics, no female same rhyme,
Every line himself opened it, and ruined,
At least once in your life, even for a moment
Become one languishing cry:
So under the yoke of silence, the bitterest of u,
Seeking a bell torn meat language
To all the energy into the sky and then - to the stars,
In purified hearts in curing crusting,
And the thick of it covers outgrowth
The cozy, manure ustelennyh nests.
But let it be cherished song is pure,
And bear the lightest finger on lips
Sign of silence - and dedication - sign.
Whether that commanded from above. And commanded - so.
Now, when everything is finally on the ground,
And all places, and on-site accents
When all impaired sentiment,
And the word does not tremble like a leaf on the lips,
And while studying the old leak
And in the new notebooks in the old writes
I finally returned to it,
Which no one, perhaps not hear.
And the wind, as usual lying on the circles,
Vraspev walks on the thumb notes -
Come and guess who was there, and that there ...
Oh, the hell. I do not see any DIG. Смотрите также: | |
