Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.
Больше не избавить от холода чувств,
как не избавится от холода остывшего чая.
Не избавиться от мыслей грустных,
и крича, я хотел дать тебе сигнал к радости, дорогая.
Пройдёт эта пора с треском.
Наступит другая.
Растает лёд в глазах.
Наружу выйдут слёзы, а упадут снежинки.
Эти румяны на щеках твоих подарены морозом.
Время протекает...
Меняются только расположения предметов в нашем пространстве,
а мы остаёмся в этом вечном пьянстве друг по другу.
По сотому кругу станция этого "мартабря" пролетает сквозь взгляд.
И пусть эта привязанность - яд или наркотик...
Стабильность в днях перед новым притоком мобильности.
Жаль, но нам не встретить вместе лицо старости.
Синяки по телу распространяются с силой ветреной скорости.
И пусть инъекция боли внутривенная прошла вдоль кости под занавесом памяти. -
Не останется ничего иного, кроме как пальцы холодные на руках скрестить
И об искренности просить...
Ниоткуда с любовью. Надцатого мартабря...
Пусть время пролетает вдоль глаз за зря,
Я буду звать тебя "дорогая", "милая",
Хоть и пропали из памяти частицы черт твоего лица.
Нарисуй на небе созвездие плачущего младенца...
А я пока соберу осколки сердца в рванное полотенце. Nowhere with love, the eleventh March,
dear, dear, dear, but it doesn't matter
even who, for a feature, saying
frankly, do not remember already, not yours, but
and nobody's faithful friend greets you from one
of the five continents holding on to cowboys.
I loved you more than angels and myself
and therefore further now
from you than from both of them.
Far, late at night, in the valley, at the very bottom,
in a town covered with snow on the door handle,
wriggling on a sheet at night
as not stated below, at least
I whip up the pillow and hum "you"
beyond the mountains, which end and end,
all your features in the dark
like a mad mirror repeating.
No more relieve the cold of the senses
how not to get rid of the cold of cooled tea.
Do not get rid of sad thoughts
and screaming, I wanted to give you a signal for joy, dear.
This time will pass with a bang.
Another one will come.
Ice will melt in the eyes.
Tears will come out, and snowflakes will fall.
These blush on your cheeks are given by frost.
Time is passing ...
Only the arrangement of objects in our space changes,
and we remain in this eternal drunkenness for each other.
On the hundredth circle, the station of this "March" flies through the eyes.
And let this attachment - poison or drug ...
Stability in the days before the new influx of mobility.
It is a pity, but we do not meet the face of old age together.
Bruises on the body spread with the force of windy speed.
And let the intravenous pain injection pass along the bone under the curtain of memory. -
There will be nothing left but to cross your cold fingers on your hands
And ask for sincerity ...
Nowhere with love. March twentieth ...
Let time fly by in vain
I'll call you darling, darling
Though particles of your facial features have disappeared from my memory.
Draw the constellation of the crying baby in the sky ...
In the meantime, I will collect the fragments of my heart in a torn towel. Смотрите также: | |
