не рассказывай ни-ко-му, отчего я такой чудной. надо мной поработал Мунк, [перед тем, как уйти в запой]. на меня расплескал акрил и штрихом наложил пастель. я – сплошной рисовальный ринг, поезд краски, сошедший с рельс.
я чернила/ сангина/ тушь. я портрет/ натюрморт/ пейзаж. растекается в льдинках луж мой рисованный фюзеляж; растворяются в темноте мои пальцы – графит и кисть. Мунк привычно дает акцент на прозрачность моей кости. я белею, как чистый лист, но не двигаюсь и молчу. [так покорно молчит статист, отдаваясь параличу].
краска жжет меня изнутри, но мне нравится мой пожар. я – оплавленный символизм, я – кипящая в венах ржа. я – молекулы, я – вода, я – последний предсмертный вздох.
Мунк пытается угадать, отчего я еще не сдох.
don't tell anyone why I'm so weird. Munch worked on me, [before going into a binge]. he splashed acrylic on me and applied pastels with a stroke. I am a continuous drawing ring, a train of paint derailed.
i ink / sanguine / ink. I am a portrait / still life / landscape. my painted fuselage is spreading in the ice puddles; my fingers - graphite and brush - dissolve in the darkness. Munch habitually emphasizes the transparency of my bone. I turn white as a blank sheet, but I do not move and I am silent. [so obediently silent the extra, surrendering to paralysis].
paint burns inside me, but I like my fire. I am fused symbolism, I am rust boiling in my veins. I am molecules, I am water, I am the last breath of death.
Munch tries to guess why I'm not dead yet.