(а у меня даже вчера такое было
бывает вот не спишь пару ночей
и когда днём засыпаешь, неважно где
снится не то, что дома. чужое такое всё)
(ты никому не нужен больше)
кровью сыт по горло, шум в ушах, шутки
про новые маршруты не вспоминал даже завтра.
а после завтрака неловко с сигаретой первой
за день, в ломке вены выжимая пальцами,
не скрывая и вскрываясь крайним, могу
тебя ради растаять вместе с последним снегом.
разучился летать, перестал быть ветром,
верил в разное, только попал лишь однажды.
она слагала фантазии о нашей родной двуспалке,
а я считал минуты до расставания снова на день,
и не хотел чтобы летело быстро всё.
скучал, переживал ночами.
не спал, не говорил, не кашлял в стенку,
сдерживал в себе. измена всем, кроме неё,
внимание постам и записям в тетради на полях.
и снова пальцы ломит в холоде, слагаю слоги,
или разлагаюсь сам, не знаю, поздно.
уже никак переозвучить или субтитры прилепить
внизу экрана. а я заранее листаю все альбомы,
но пусты внутри, заполнены на ноль процентов.
с акцентом из одессы, стихами питерских поэтов,
и заикание, и заикание, и воздух в горле пережидает холод.
готовый завтрак в семь утра, и спать оставшись
одинокому в парадной.
остыла кровь снаружи, слизывай и чувствуй
вкус железа, искрами в глазах ищи те фразы,
что не сказать.
пишу последний раз об этом, вру. и не в последний,
и не в последующий день ищу я в голове обрывками
слова твои, что пели в тишине,
моих ладоней стук, хлопок, устал.
не говорить о ночи первому прохожему, хоть нищий.
а я без мыслей в голове, не обходя сторонкой
сталинки, хрущёвки, в лабиринте улиц
ищу твой след по запаху фисташек и какао
ищу твои глаза среди экранов, мониторов,
будь такой.
а я в тебя смотрю, но знаю, что не нужен
в этот поздний час ни тем, ни этим.
никому.
люблю.
тебя.
одну.
и никому не нужен.
ты никому не нужен больше. (And I even last night this was
there's not sleep a couple of nights
and when you fall asleep during the day, no matter where
dream is not that home. someone else is everything)
(You do not need anyone more)
blood fed up, tinnitus, jokes
about the new routes are remembered even tomorrow.
and after breakfast uncomfortable with cigarette first
per day, in breaking the veins squeezing fingers,
not hiding and revealing the extreme, can
for you to melt with the last snow.
forgotten how to fly, he has ceased to be the wind,
I believe in different things, just hit only once.
She term fantasy of our own dvuspalke,
I was counting the minutes before breaking up again one day,
and I did not want to all passed quickly.
bored, worried nights.
did not sleep, did not speak, did not cough into the wall,
He restrained himself. betrayal of everything except her,
attention to the posts and records in a notebook in the fields.
and again in the cold fingers ache, the term syllables
or decompose itself, I do not know, too late.
already does overdubbed or subtitles stick
bottom of the screen. I leaf through all the albums in advance,
but empty inside, filled to zero percent.
with an emphasis in Odessa, St. Petersburg poets verses,
and stammering and stuttering, and the air in the throat waits cold.
cooked breakfast at seven in the morning, and left to sleep
Alone in front.
cool blood outside, lick and feel
the taste of iron sparks in the eyes seek those phrases
do not say.
the last time I write about it, lying. and not the last,
and the day following, I am looking in your head fragments
your words that sing in silence,
I knock on my palms, cotton, tired.
not to talk about the night of the first passer-by, even a beggar.
and I have no thoughts in my head, not avoiding one side
stalinka, Khrushchev, in the maze of streets
I am seeking your trail by smell pistachios and cocoa
Seeking your eyes among the screens, monitors,
be so.
I look at you, but I know that is not needed
at this late hour no one nor this.
anyone.
I love.
you.
a.
and nobody needs.
you're no use to anyone anymore. Смотрите также: | |
