Ночные ветры! Выси черные
Над снежным гробом Ленинграда!
Вы - испытанье; в вас - награда;
И зорче ордена храню
Ту ночь, когда шаги упорные
Я слил во тьме Ледовой трассы
С угрюмым шагом русской расы,
До глаз закованной в броню.
2
С холмов Москвы, с полей Саратова,
Где волны зыблются ржаные,
С таежных недр, где вековые
Рождают кедры хвойный гул,
Для горестного дела ратного
Закон спаял нас воедино
И сквозь сугробы, судры, льдины
Живою цепью протянул.
3
Дыханье фронта здесь воочию
Ловили мы в чертах природы:
Мы - инженеры, счетоводы,
Юристы, урки, лесники,
Колхозники, врачи, рабочие -
Мы, злые псы народной псарни,
Курносые мальчишки, парни,
С двужильным нравом старики.
4
Косою сверхгигантов скошенным
Казался лес равнин Петровых,
Где кости пней шестиметровых
Торчали к небу, как стерня,
И чудилась сама пороша нам
Пропахшей отдаленным дымом
Тех битв, что Русь подняли дыбом
И рушат в океан огня.
5
В нас креп утробный ропот голода.
За этот месяц сколько раз мы
Преодолеть пытались спазмы,
Опустошающие мозг!
Но голод пух, мутил нам головы,
И видел каждый: воля, вера,
Рассудок - в этих лапах серых
Податливей, чем нежный воск.
6
Он заволакивал нам зрение,
Затягивал всю душу студнем;
Он только к пище, только к будням
Спешил направить труд ума...
Свои восторги, озарения,
Тоску, наитья, взрывы злобы
Рождает этот дух безлобый,
Бесформенный, как смерть сама.
7
Как страшно чуять эти щупальцы,
Сперва скользящие в желудке,
Потом - в сознанье, в промежутке
Меж двух идей, двух фраз, двух слов!
От паутины липкой щурится
И слепнет дух, дичает разум,
И мутный медленный маразм
Жизнь превращает в рыск и в лов.
8
Прости, насыть, помилуй. Господи,
Пошли еще один кусок тем,
Кто после пшенной каши ногтем
Скребет по днищу котелка;
Кто, попадая в теплый госпиталь,
Сестер, хирургов молит тупо:
"Товарищ доктор, супа... супа!" -
О да, воистину жалка
9
Судьба того, кто мир наследовал
В его минуты роковые,
Кого призвали Всеблагие
Как собеседника на пир -
И кто лишь с поваром беседовал
Тайком, в походной кухне роты,
Суля ему за все щедроты
Табак - свой лучший сувенир.
10
Так начинался марш. Над Ладогой
Сгущались сумерки. На юге
Ракет германских злые дуги
Порой вились... Но ветер креп:
Он сверхъестественную радугу
Залить пытался плотным мраком,
Перед враждебным Зодиаком
Натягивая черный креп.
11
И все ж - порою в отдалении
Фонтаны света, то лиловый,
То едко-желтый, то багровый,
То ядовито-голубой
Вдруг вспыхивали на мгновение,
Как отблески на башнях черных
От пламени в незримых горнах
Над дикой нашею судьбой.
12
А здесь, под снеговой кирасою,
От наших глаз скрывали воды
Разбомбленные пароходы,
Расстрелянные поезда,
Прах самолетов, что над трассою
Вести пытались оборону,
Теперь же - к тинистому лону
Прижались грудью навсегда.
13
Вперед, вперед! Быть может, к полночи
И мы вот так же молча ляжем,
Как эти птицы, фюзеляжем
До глаз зарывшиеся в ил,
И озеро тугими волнами
Над нами справит чин отходной,
Чтоб непробудный мрак подводный
Нам мавзолеем вечным был.
14
Мы знали все: вкруг "града Ленина"
Блокада петлю распростерла.
Как раненный навылет в горло,
Дышать он лишь сквозь трубку мог -
Сквозь трассу Ладоги... В томлении
Хватал он воздух узким входом
И гнал по жаждущим заводам
Свой каждый судорожный вдох.
15
Мы знали все: что гекатомбами
Он платит за свое дыханье;
Что в речи русской нет названья
Безумствам боевой зимы;
Что Эрмитаж звенит под бомбами;
В домах мороз; мощь льда рвет трубы;
Паек - сто грамм. На Невском трупы...
О людоедстве знали мы.
16
Night winds! black heights
Over snowy coffin of Leningrad!
You - the test; in you - the award;
And the Order vigilantly keep
That night, when the persistent steps
I poured in darkness Ice track
With sullen step Russian race,
Before the eyes encased in armor.
2
With Moscow's hills, with fields of Saratov,
Where wave churns rye,
From the bowels of the taiga, where the age-old
Birth cedar pine buzz
For the sorrowful case inverse
Law soldered us together
And through the drifts, the Sudra, floe
A living chain stretched.
3
Breath front here personally
They caught us in terms of nature:
We - engineers, accountants,
Lawyers thieves, foresters,
Farmers, doctors, workers -
We, the people's evil dogs kennels,
Snub-nosed boys, guys,
With two-core-minded old men.
4
Scythe supergiants beveled
Seemed forest Petrovs Plains
Where the bone stumps six-meter
Sticking to the sky, as the stubble,
And the newly-fallen snow itself chudilas us
Smelling the distant smoke
Those battles that Russia stood on end
And fall into the ocean of fire.
5
In our crepe uterine murmur hunger.
This month, how many times we
We tried to overcome cramps,
The devastating brain!
But hunger down, stirred up our heads,
And everyone saw: the will, faith,
Reason - in those paws gray
Malleable than soft wax.
6
He enveloped our vision,
Tighten the whole soul jelly;
It is only to food only weekdays
Hurry direct labor of the mind ...
His enthusiasm, insight,
Tosca, a whim, explosions of anger
Born this spirit bezloby,
Formless, like death itself.
7
How terrible smell these tentacles,
First moving in the stomach,
Then - in the consciousness, in the interval
Between the two ideas, two phrases of two words!
From sticky web squints
And fades spirit, mind running wild,
And muddy slow senility
Life turns into Ryskov and fishing.
8
Sorry, nasyt, have mercy. O Lord,
Send another piece in
Who after millet porridge fingernail
Scratching at the bottom of the pot;
Who, falling into a warm hospital
Sisters pray surgeons bluntly:
"Comrade Doctor, soup ... soup!" -
Oh, yes, indeed pitiful
9
The fate of the world who succeeded
In his fateful minutes,
Who called Commonweal
As a companion to the feast -
And who only talked with the chef
Secretly, in a camp kitchen company,
Promising to him for all the bounties
Tobacco - your best souvenir.
10
Thus began the march. Over Ladoga
Dusk. On South
Rocket German evil arc
Sometimes ... But the wind curled crepe:
He's supernatural rainbow
Pour tried dense darkness,
Before hostile Zodiac
Pulling the black crepe.
eleven
And yet - sometimes in the distance
Fountains of light, purple,
That acidly yellow, then purple,
That poisonous blue
Suddenly flashed for a moment,
As reflections of the towers of black
From invisible flame furnaces
Above the wild even by our destiny.
12
But here, under the snow Breastplate,
From our eyes concealed water
Bombed steamers,
Shot train
Ashes aircraft that on the track
Keep trying to defense,
Now - to muddy bosom
Her breast forever.
13
Go-go! Perhaps to midnight
And we are here as well lie down in silence,
As these birds, fuselage
Before the eyes zaryvshiesya in the mud,
And tight waves lake
Above us will celebrate the rank of the waste,
To wakeless darkness underwater
We mausoleum was eternal.
14
We knew everything round the "Lenin hail"
Blockade loop spread out.
As the wounded right through the throat,
He could only breathe through a tube -
Through a line of Ladoga ... The anguish
He lacked air narrow entrance
And persecuted by thirsty plants
His every shuddering breath.
15
We all knew what hecatombs
He pays for his breath;
What's in Russian speech has no name
Frenzy combat winter;
What Hermitage rings under the bombs;
In the houses of the cold; Ice might tear the tube;
Ration - one hundred grams. On Nevsky corpses ...
Cannibalism we know.
16 Смотрите также: | |
