Доведенный до отчаинья
до иступления
до маяка, пешком и боли в коленях.
Светский, в трех поколениях
поколения проклятий
прокалывал вены себе сам себе не приятен
не друзей не приятелей, нет любви нет предателей
одинокий, гордый, внимательный к темноте
пулеметными лентами строки те.
Гроза на горизонте, без зонта
и в возрасте как пилат понтий.
Удрученый, вечер, переходящий в ночи.
Строчки письма еще не кончились
но жизнь закончилось. рожь колосилась
за моросило. за маросилось сознания.
К кому теперь за помощью ему. и я не знаю
он подошел к концу письма и к обрува краю
волны о скалы.
волки с оскалом, волки в овечьей шкуре.
он ждал писем годами, в пьяном угаре а укуре
и висок просил пули
тем временем летели недели
остылвали
постели партеры.
портреты, и трели
переплетение колец в шкатулке
полдень
пренес лучей не много
до маяка дорога,
а там до гроба не много
морфием гробил
себя все итогом,
обернеться печальным, постоял минут
пожал плечами, вперед шаг,
а где то там корабль отчалил
Волны качали,
качели, горели души в котельных.
горело сердце в теле,
Увидеть бы глаза мне ей отче
Скажи мне сможешь ли помочь
точно, тот кто не любит свет
тот и живет ночью.
Эти чертова мания величия,
Уехала тогда тогда давно
кричал ей в спину да все отлично
Катитись от сюда, И не чего
искать сдесь личное,
Она было стройна отличная красива и горда.
Билеты самолеты поезда.
У вот она уже у трапа и пора.
Осенная пора, во круги.
и слезы очертили очи,
стало сердце туго, отвернулся,
и пошагал,
какой то местной, суки,
А дочь по трапу, глаза блестели.
КОробали отчалилтлт самолеты летели.
десятелетия шли,
и письма тлели в камине,
пора, бы забыть об обиде.
ведь она же пишет,
И вот она уже в трубку, дышит
и вот она уже ближе.
прислала фото.
самолет, гроза катастрофа.
последняя строка. не допитый кофе
вздох отчаинья вперед шаг
волны качали
качели, горели души в котельных.
угасло сердце в теле
Driven to despair
before dying
to the lighthouse, on foot and knee pain.
Secular, in three generations
generations of curses
piercing veins to myself is not pleasant to myself
friends no friends no love no traitors
lonely, proud, attentive to the dark
machine-gun tapes of the line those.
Thunderstorm on the horizon, without an umbrella
and aged like Pilate Pontius.
Dejected, evening turning into nights.
The lines of the letter are not over yet
but life is over. rye spike
for drizzle. for marrowing consciousness.
To whom now for help to him. and i don't know
he came to the end of the letter and to the edge
waves on the rocks.
wolves with a grin, wolves in sheep's clothing.
he waited for letters for years, in a drunken stupor and stench
and the temple asked for bullets
meanwhile the weeks were flying
cooled off
bed stalls.
portraits and trills
weaving rings in a casket
noon
brought rays not much
the road to the lighthouse
and there is not much to the grave
morphine ruined
yourself all the result
turn sad, stood for minutes
shrugged, step forward,
and somewhere there the ship set sail
The waves were swinging
swings, burning souls in boiler rooms.
heart burned in the body
To see my father’s eyes
Tell me can you help
exactly who does not like light
he lives at night.
These damn megalomania,
Then left a long time ago
shouted into her back yes everything is fine
Roll from here, And not what
look here for personal
She was slim, beautiful, and proud.
Airplane train tickets.
Now it’s already at the ladder and it’s time.
Autumn time in circles.
and tears outlined eyes
heart became tight turned away
and walked
some local bitches
And the daughter on the ladder, her eyes sparkled.
Korobali otzaliltlt planes flew.
decades went by
and letters smoldered in the fireplace,
it's time to forget about the insult.
because she writes
And now she’s already in the phone, breathing
and now she’s closer.
sent a photo.
plane, thunderstorm disaster.
last line. unfinished coffee
sigh despair forward step
the waves rocked
swings, burning souls in boiler rooms.
the heart in the body faded Смотрите также: | |
