В ресторане наших отношений то поминки, то переучет. Жидкий друг один — портвейн лишений, разъедая сердце, вглубь течет.
Раскололась страсти статуэтка, не горит взаимности маяк. И, давно забытый, дремлет в клетке эрогенный жилистый хомяк.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Застегнув подтяжки унижения, я нырнул в обиды полынью. Подложила без предупреждения ты своих претензий мне свинью.
Черным снегом злобы запорошен, желудь мести зреет и зовет, но стоит в хлеву забвенья лошадь и овес корректности жует.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Курцгалопом вдаль ускачет гордо ослик по названию Любовь. Все постыло, если перед мордой не маячит счастия морковь.
Когда метрдотели моей души приказали подать шампанское, из углов поползли недоверия вши и, плюясь, ты ушла по-цыгански.
Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански. Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански. Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански. Ты ушла, ты ушла, ты ушла по-цыгански. The restaurant of our relations then wake, the rediscount. Liquid each one - port deprivation, eroding the heart, deep flowing.
Split passion figurine does not light a beacon of reciprocity. And, long forgotten, dormant in the cell erogenous wiry hamster.
When my soul headwaiters ordered the champagne, crept from the corners of mistrust lice and, spitting, you left-chop.
Buttoned braces humiliation I dived into the grievances of wormwood. Planted without notice their claims to me you pig.
Black Snow zaporoshen malice, acorn ripens and calls for revenge, but standing in horse barn oblivion and oats correctness chews.
When my soul headwaiters ordered the champagne, crept from the corners of mistrust lice and, spitting, you left-chop.
When my soul headwaiters ordered the champagne, crept from the corners of mistrust lice and, spitting, you left-chop.
Kurtsgalopom away proudly uskachet Donkey Love by name. All post if before the muzzle not happiness looms carrots.
When my soul headwaiters ordered the champagne, crept from the corners of mistrust lice and, spitting, you left-chop.
You're gone, you're gone, you're gone-chop. You're gone, you're gone, you're gone-chop. You're gone, you're gone, you're gone-chop. You're gone, you're gone, you're gone-chop. Смотрите также: | |