* * * * *
Над саквояжем в черной арке
всю ночь играл саксофонист.
Пропойца на скамейке в парке
спал, подстелив газетный лист.
Я тоже стану музыкантом
и буду, если не умру,
в рубахе белой с черным бантом
играть ночами, на ветру.
Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
под небом, выпитым до дна.
Спи, ни о чем не беспокойся,
есть только музыка одна.
Я улыбнусь, махну рукой
подобно Юрию Гагарину,
со лба похмельную испарину
сотру и двину по кривой.
Винты свистят, мотор ревет,
я выхожу на взлет задворками,
убойными тремя семерками
заряжен чудо-пулемет.
Я в штопор, словно идиот,
зайду, но выхожу из штопора,
крыло пробитое заштопано,
пускаюсь заново в полет.
Пускаясь заново в полет,
петлю закладываю мертвую,
за первой сразу пью четвертую,
поскольку знаю наперед:
в невероятный черный день,
с хвоста подбит огромным ангелом,
я полыхну зеленым факелом
и рухну в синюю сирень.
В завешанный штанами двор
я выползу из кукурузника…
Из шлемофона хлещет музыка,
и слезы застилают взор. * * * * *
Over a black valise arch
all night playing saxophone.
Drunkard on a park bench
slept, having spread a sheet of newspaper.
I, too, will become a musician
and I will, if I die,
in a white shirt with black bow
play at night, the wind.
That, smiling, sleeping drunkard
under the sky, drunk to the dregs.
Go to sleep, nothing to worry,
there is only one music.
I smile, waving your arms,
like Yuri Gagarin,
hangover sweat from his forehead
erase and move along the curve.
Screws whistle, the engine roars,
I go to take off backyard,
killer three sevens
charged miracle gun.
I spin like an idiot,
I shall come, but come out of the corkscrew,
wing punched darned,
Let them again in flight.
Embarking again in flight,
loop lays dead,
immediately after the first drink fourth,
because I know in advance:
in an incredible black day
from the tail hit a huge angel
I polyhnu green torch
and Ruhnu in blue lilac.
In the courtyard hung pants
I crawled out of maize ...
Headset gushing from music,
and Tears filled eyes. | |
