- Анна! Поди сюда! Анна! - кричала старая Агафья в завешенное пожелтевшим тюлем окно с растрескавшимися наличниками. Никто не отзывался. Она постучала сухим кулачком в дребезжащее стекло и, прильнув к нему лицом, заглянула в избу. Но толком ничего там не разглядела и вновь закричала: - Ты спишь что ли? Выдь на минуту! Анна! Эй! Было раннее августовское утро. Опухшее розовое солнце нехотя поднималось над далеким лесом. По земле стелились седые полотнища тумана, цеплялись за кусты, за изгороди, стекали в низинки, завивались локонами под ленивыми порывами только что проснувшегося утреннего ветерка. Стояла прозрачная тишина. Лишь где-то вдалеке считала чужие годы кукушка, да четыре деревенских петуха устроили привычную утреннюю перекличку. Не мычали коровы, не блеяли козы, не тявкали собаки - деревня умирала, доживала последние годы, постепенно кончалась от старости. Когда-то, давным-давно, здесь было почти сорок дворов, стояла церковь, в тридцатом году разрушенная большевиками. В свое время была в деревне и каменная двухэтажная школа-шестилетка, построенная советской властью, и свой медпункт, и почта, и телятник, и птичник... Теперь же все заросло крапивой и иван-чаем, чиканом и лебедой. Даже грунтовая дорога, что прежде рассекала деревню вдоль, оказалась нынче никому не нужной и постепенно исчезла под широкими листьями лопухов. Брошенные осиротевшие дома с выбитыми окнами и вросшими в землю дверьми потихоньку гнили. Ломались под собственной тяжестью стропила, проваливались крыши, рушились пустые дворы. И только бревенчатые срубы, с головой заросшие дикой травой, еще стояли, не сдаваясь неумолимому времени... И казалось странным, как в этом забытом уголке еще живут четыре дома, четыре избы. Невероятно, но в затерянной деревне еще как-то жили четыре старухи... Агафье было зябко, и она поплотнее запахнулась в рваную телогрейку и поправила серую шаль, наброшенную на плечи. - Померла ты там, что ли, прости, Господи? - пробормотала она и вновь постучала в низкое окно. Занавеска отдернулась, и в окне показалось худое старушечье лицо, изрытое глубокими морщинами и окаймленное растрепанными седыми волосами. - Чего барабанишь? - глухо донеслось сквозь стекло. - Мужик-то у тебя? - Нет его. В лес ушел ни свет, ни заря. - Анна со стуком распахнула облупленные рамы. - А почто он тебе? - У колодца ворот сломался. Сделать бы надо. Ручка лопнула. Чуть меня не зашибла. И ведро-то теперь не достанешь. - Нет его. В лес ушел, - повторила Анна и пригласила: - Может заглянешь, соседка? - Идти бы уж надобно... А как появится, ты его попроси. - Ладно. Они помолчали немного. Агафья не торопилась уходить, она присела на завалинку, сунув мерзнущие руки в карманы. Анна наполовину высунулась из окна, ветер перебирал ее седые космы, вплетая в волосы невесомые нити августовской паутины. - Опять к железякам своим ушел? - спросила Агафья. - Ага. В лес. - И зачем они ему? - Машина это его. - А ты-то откуда знаешь? - Знаю. Он сказал. - Так он же немой. - Немой, немой... - передразнила Анна, но пояснять ничего не стала. Они вновь замолчали, греясь в лучах нежаркого утреннего солнышка. - Странный он у тебя все-таки. Анна ничего не ответила. - И крыльцо бы мне подделать надо, - вспомнила Агафья. - А то совсем уже сгнило. С водой боязно ходить, не дай Бог, сломается под ногой, так всю оставшуюся жизнь и пролежишь... Скажи уж ему и про крыльцо, ладно? - Ладно... - Что бы мы без него делали? Какой ни есть, а все мужик. Пособить чего, принести. Матрене, вон, крышу дранкой перекрыл. Огород копает... - Агафья долго вздохнула, выдержала паузу и повторила: - И что бы мы без него делали? - Уйдет он скоро, - сказала Анна. - Как уйдет? - всполошилась Агрипина. - А вот так. Сделает свою машину и уйдет. - Как же так? А мы? - Жили же раньше... - Сжечь ее над - Anna! Come here! She is! - Shouted old Agatha in yellowed tulle curtained window with cracked frames. No one spoke. She tapped dry cam in rattling glass, clinging to his face, he looked into the hut. But there is nothing really could not see and screamed again: - Are you sleeping or what? Go out for a minute! Anna! Hey! It was early August morning. Puffy pink sun reluctantly rose above the distant forest. On the ground cloth crept gray mist clung to the bushes, behind a fence, ran down in nizinki, curled tresses under the lazy gusts only awakened the morning breeze. It was clear silence. Only in the distance considered alien cuckoo years, but four villagers staged cock usual morning roll call. Not lowing cow without bleating goats, a dog yapping - village died, living out the last years, gradually came to an end with age. Once upon a time, long ago, there were almost forty yards, was a church, in the thirtieth year, destroyed by the Bolsheviks. At one time I was in the village and a two-storey stone-Six-Year School, built by Soviet power, and a medical center and post office, and calf shed and aviary ... now all overgrown with nettles and willow-tea, Chikanov and swans. Even the dirt road that cut through the village along the first, was now useless and gradually disappeared under the broad leaves of burdock. Abandoned orphaned house with broken windows and doors, ingrown into the ground slowly rot. Break under its own weight rafters, roof sinking, crumbling empty courtyards. Only log house, overgrown with wild grass head, still standing, is not giving up the inexorable time ... And it seemed strange, as in this forgotten corner of the four still living at home, four huts. Incredibly, in a lost village still somehow four old women ... Agafia was chilly lived, and she smelled more tightly in a ragged jerkin and corrected gray shawl thrown over her shoulders. - You died there, perhaps, forgive me, Lord? - She murmured, and again knocked on the low window. The curtain jerked and seemed to lean in the window an old woman's face, pitted with deep wrinkles and framed by tousled gray hair. - What are the drums? - Came the muffled through the glass. - Man, what have you got? - He is not here. In any forest left before dawn. - Anna slammed opened flaky frame. - But almost it to you? - At the Well gate broke. Make it would be necessary. The handle broke. Just me zashibla. And a bucket, but now you can not get. - He is not here. The forest is gone, - repeated Anna and invited: - Maybe you will glance, neighbor? - Ought to go too ... And how will you ask him. - Okay. They were silent for a bit. Agatha was in no hurry to leave, she sat down on the bench, putting his hands in his pockets merznuschie. Anna half-leaned out the window, the wind went through her gray locks, weaving hair weightless threads August web. - Again, a piece of iron to its left? - Asked Agatha. - Yeah. In the forest. - And why are they his? - The car is his. - And you, where did you know? - I know. He said. - So he's dumb. - Dumb, dumb ... - Anna mimicked, but did not explain anything. They fell silent again, basking in the glow of cool morning sun. - Strange he did you. Anna said nothing. - And I need to forge a porch - remembered Agatha. - And what exactly have rotted. With water afraid to go, God forbid, break a leg, so the rest of your life and will lie ... Tell him too, and about the porch, okay? - Okay ... - What would we do without him? What to eat, and all man. Benefits which bring. Matrona, out, the roof shingles blocked. Garden digs ... - Agatha long breath, paused, and repeated: - And what would we do without him? - He will leave soon, - said Anna. - How to leave? - Alarmed Agripina. - And like this. He will make his car and leave. - How so? And we? - Lived as before ... - Burn it over Смотрите также: | |