Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских,
рай речных пароходов,
и опять прошептал:
"Вот я снова в младенческих ларах."
Вот я вновь пробежал
Малой Охтой вдоль тысячи арок.
И кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый вечер и день,
моя бедная юность!
Не душа и не плоть -
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твое
вдруг подброшено вверх саксофоном.
В ярко-красном кашне
и в плаще у закрытых парадных
ты стоишь на посту
возле лет безвозвратных.
До чего ж ты бледна. Столько лет,
а не можем расстаться.
Добрый день, моя юность,
как легко нам встречаться!
Возвышаю свой крик,
чтобы с ним в темноте не столкнуться:
это наша зима,
мы не можем обратно вернуться.
Слышим - где-то зовут.
Кто-то рядом, но где - не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
Словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все.
Только смерть нас одна собирает.
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи.
И полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим
над холодной блестящей рекою.
Как легко нам теперь
оттого, что подобно растенью,
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью.
Даже больше того -
от того, что мы все потеряем,
отбегая навек,
мы становимся светом и раем.
И от райских огней
мы уносим в глазах по цветочку.
Кто-то вечно идет
мимо новых домов в одиночку.
Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
ничего не узнал,
обознался, забыл, обманулся.
Значит, просто зима.
Значит, я никуда не вернулся.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать.
Обгонять - только это возможно.
Я - наверх или вниз,
или вечно по самому краю.
Ничего не узнать.
Я стою, тороплюсь, обгоняю.
Только раз оглянусь,
но уже этот дом запирая,
на звенящую грусть
от собачьего лая.
Слышу медленный звук.
Я зову, я спешу, я стараюсь.
Все темнее вокруг,
значит, я возвращаюсь.
So I visited again
This terrain of love, Peninsula Plants,
paradise workshops,
River steamers,
And again whispered:
"Here I am again in infant lalary."
Here I ran again
Small ohta along a thousand arches.
And brick fences
Brightened suddenly squeezing.
Good evening and day,
My poor youth!
Not a soul and not flesh -
whose shadow above the native grave,
Like your dress
Suddenly undressed up the saxophone.
In bright red couch
and in a raincoat in closed front
You stand in post
Near years irretrievable.
What about what you are pale. So many years
And can not part.
Good afternoon, my youth,
How easy for us to meet!
Highlight your cry
So that with him in the darkness do not encounter:
This is our winter,
We can not return back.
We hear - somewhere called.
Someone near, but where - do not find.
From Birth to Light
daily go somewhere
Like someone away
In new buildings play great.
We run through everything.
Only death alone collects us.
So, there is no separation.
There is a huge meeting.
So someone suddenly
In the dark hugs by the shoulders.
And full of darkness,
and full of darkness and peace
We all stand together
Above the cold shiny river.
How easy for us now
because it's like a plant,
In someone's life someone else's life
We become light and shadow.
Even more -
From the fact that we will lose all
running off forever
We become light and paradise.
And from the paradise lights
We carry out in the eyes of the flower.
Someone ever goes
past new houses alone.
Really not me
Lighted with three lamps,
so many years in the dark
By fragments fled the wasteland,
I did not recognize anything
It was designated, I forgot, deceived.
So, just winter.
So I have not returned anywhere.
One thing remains:
On the ground to pass gentlely.
It is impossible to fall behind.
Obtain - only this is possible.
I am up or down
Or forever along the very edge.
Not know anything.
I stand, hurry, overtaking.
Just looking back
But this house is locating,
On ringing sadness
From dog flaw.
I hear slow sound.
I call, I hurry, I try.
All darker around
So I'm coming back. | |
