Душа в ухабах, денег ни гроша,
в мозгу помехи и морзянка.
А по Волхонке марсианка
проходит мимо не спеша.
Её осанка вся как нервный тик,
её глаза как две напасти.
При ней болонка лунной масти
и зонтик цвета электрик.
Танцует-пляшет зонтик за плечом.
Каблук подбит подковкой звонкой.
И тучи реют над Волхонкой.
Но марсианке нипочём.
Туда, где раньше был бассейн «Москва»,
она не смотрит и не слышит,
как всё вослед ей тяжко дышит.
Включая дышащих едва.
Бушует ливень, мокнет стар и млад.
С неё одной вода как с гуся.
Пойду в монахи постригуся.
Не то влюблюся в этот ад.
На Марсе жизни нет и счастья нет.
А если есть покой и воля,
то для чего я, чуть не воя,
таращусь тоже ей вослед?
Махнуть бы двести, крылья обрести
и полететь за ней, курлыча.
Спасти себя от паралича,
неотвратимого почти.
Но ни гроша, ни спирта, вот беда.
И как взлетишь, когда не птица?
Пойти в бассейне утопиться?
Так он закопан навсегда!
Сидел бы дома, ел бы свой творог,
с самим собой играл бы в нарды.
Но дёрнул чёрт за бакенбарды -
и на Волхонку отволок.
Зачем не форвард я из ЦСКА?
Зачем родился не в Гонконге?
Идёт вакханка по Волхонке.
Уже Остоженка близка.
Вон Юго-Запад с горки подмигнул.
Gaudeamus, alma mater,
где столько раз, ища фарватер,
я заблуждался и тонул...
А каблучок подковкой - звяк-звяк-звяк.
Волхонка в двух вершках от ада.
Болонка держится как надо.
А марсианка ещё как!
Одна надежда, что вот-вот с высот,
разрезав чёрный свод небесный,
в неё ударит свет отвесный.
И содрогнётся чёрный свод.
Вот-вот.
