Призвав решительность и строгость,
язык бахвальству отрубив,
я признаю свою убогость
перед величием других.
И сколь бы тонко мне ни льстили,
какой бы мне ни пели вздор,
как джентльмен, своё бессилье
я сознаю - с тех самых пор,
когда мы, новый мир построив,
причём действительно с нуля,
произвели на свет героев,
каких не видела земля.
Земля не знает скорби горячей,
чем та, которую ношу в себе...
А мой герой был скромный малый,
существовал по мере сил,
не познакомился с опалой,
но и фавора не вкусил;
юнцом не ползал по окопу,
не лазил к барышням в альков,
не эмигрировал в Европу
из-за незнанья языков;
был самоучка по культуре
и по натуре - робинзон,
чему в реальной конъюнктуре
едва ли сыщется резон.
Когда кругом волненья тысяч
и политический процесс,
кого ни тронь - Иван Денисыч,
куда ни плюнь - КПСС,
он размышлял об Эмпедокле,
читал Мюссе, ценил Массне
и по зиме гулял в монокле,
а по весне носил пенсне;
от слабых лёгких ждал подвоха,
искал спасенья во враче...
Я бы о нём не думал плохо,
если бы думал вообще.
Земля не знает скорби горячей,
чем та, которую ношу в себе...
А так как я о нём не думал,
не посвятил ему труда,
не сделал шага, в ус не дунул,
не двинул пальцем никогда, -
вот и не стал он ни примером,
ни назиданьем, ни лучом.
Так он и канул неприметным,
так он и сгинул - ни при чём.
Так он и умер - у вокзала,
в экспрессе, едущем на юг...
Ах, отчего в России мало
талантов авторских, мой друг? Calling decisiveness and severity,
cutting off the tongue of bragging,
I admit my wretchedness
before the greatness of others.
And no matter how thinly they flatter me,
whatever nonsense I sang
like a gentleman, his powerlessness
I acknowledge - ever since
when we, having built a new world,
and indeed from scratch,
brought forth the heroes
which the earth has not seen.
The earth does not know the sorrow of hot,
than the one I carry in myself ...
And my hero was a modest fellow,
existed as far as possible
not met with disgrace
but he didn’t taste the taboo either;
he didn’t crawl along the trench,
didn’t climb the ladies in the alcove,
did not emigrate to Europe
due to lack of knowledge of languages;
was self-taught by culture
and by nature - robinson,
what in real market conditions
hardly a reason is found.
When around the excitement of thousands
and the political process,
whoever you touch - Ivan Denisych,
wherever you spit - the CPSU,
he thought about Empedocles,
read Musse, appreciated Massenet
and walked in winter in a monocle,
and in the spring he wore pince-nez;
from the weak lungs I was waiting for a trick
sought salvation in the doctor ...
I wouldn’t think badly of him,
if I thought at all.
The earth does not know the sorrow of hot,
than the one I carry in myself ...
And since I didn’t think about him,
did not devote work to him,
didn’t take a step, didn’t blow a mustache,
never moved a finger, -
so he did not become an example,
neither edification nor ray.
So he disappeared inconspicuous,
so he disappeared - nothing to do with it.
So he died - at the station,
in an express traveling south ...
Ah, why in Russia is not enough
copyright talents, my friend? Смотрите также: | |
