Пока я был никто, не обитал нигде,
примерно лет от двух до трёх,
я наслаждался тем, что никакой вражде
не захватить меня врасплох.
Любой в ту пору шторм, иных сбивавший с ног,
не досадил бы мне, заметь.
И ни один гарпун тогда меня не мог
(не говорю - пронзить) задеть.
Тогда любая власть, любой творя эдем,
не причиняла мне вреда.
Ведь я же был никто. И потому никем
не назывался я. О да.
Именовался я не вожаком вояк,
не завсегдатаем таверн.
Я тёзкой был тому, кого в подводный мрак
отправил странствовать Жюль Верн.
Была недвижна зыбь, невысока волна.
И мог ли думать я тогда,
что мне ещё тонуть, не достигая дна,
в стихии злейшей, чем вода.
Была надёжна ночь (пока я слыл ничем),
как дверь, закрытая на ключ.
И только лунный шар, как водолазный шлем,
незряче пялился из туч.
А предстояло мне не по лазури плыть
на зов луны, волны, струны,
но рыть болотный торф и чужеземцем слыть
на языке любой страны.
Вдали от райских рощ, где дышат лавр и мирт,
считать отечество тюрьмой
и бормотать в сердцах «какой невкусный спирт»,
лечась от холода зимой.
И повергаться ниц, теряя нюх и слух,
когда случится вдруг узреть,
как стая синих птиц клюёт зелёных мух
(лечась от голода, заметь).
Перебираться вскачь по разводным мостам,
спасаясь из огней в огни.
И перебраться прочь, и оказаться там,
где чужеземцы лишь одни.
Где никакой за мной не уследит Кусто,
где не видна блесна ничья.
Я раньше был никем. Я и теперь никто.
Но только знающий, кто я.
А далеко вдали, где в роще бьёт родник
и дышат мирт и лавр и клён,
уже пустился вплавь мой молодой двойник,
ещё не знающий, кто он. While I was nobody, did not bother anywhere
about about two to three years old
I enjoyed the fact that no enmity
Do not grab me by surprise.
Any at that time a storm, other knocked down,
I would not annoy me, notice.
And no harpoon could then
(I do not say - pierce) to hurt.
Then any power, anything creating Eden,
did not harm me.
After all, I was nobody. And therefore none
I did not name. Oh yeah.
I was not called a warman,
Do not regulance taverns.
I was a typical one who was in the underwater darkness
sent to Western Jules Verne.
There was a real estate, a low wave.
And could I think then
What else to sink, not reaching the bottom,
In the elements of worst than water.
Night was reliable (while I walked anything),
Like the door closed on the key.
And only the moon ball like a diving helmet,
The blind stared out of clouds.
And I got out of the lazores sail
on the call of the moon, waves, strings,
but dig a marsh peat and be alien to hear
in the language of any country.
Away from the paradise grove, where Lavra and Myrtle breathe,
count the fatherland prison
and mumble in the hearts "What a tasteless alcohol",
Sweese from cold in winter.
And turn the NIC, losing scent and rumor,
When will happen suddenly see,
as a flock of blue birds pecks green flies
(Ice from hunger, notice).
Move to dissolve on reclining bridges
Floating from lights in the lights.
And move away, and to be there
where aliens are only alone.
Where it will not keep track of me
Where the bar is not visible.
I used to be nobody. I am now nobody.
But only knowing who I am.
And far away, where a sprocket beats in a grove
and breathe Mirt and Lavra and Klyon,
Already wounded by my young twin,
Not yet knowing who he is. Смотрите также: | |
