Скажу себе, не возводи к Эдему и Адаму,
не подступай издалека, не заходи окольно.
В проводники возьми напев, махнув оркестру в яму,
чтоб оглушал не наповал, но бередил пребольно.
И начинай по существу: влюбился мальчик в даму.
но до него ей дела нет, она живет привольно.
Он новичок, не знает нот, он натворит ошибок,
но дама в них и в нём самом участия не примет.
Как все юнцы, он угловат, как немцы все — негибок,
но не она его смягчит и с недругом разнимет.
Не от неё, хоть и смешон, дождется он улыбок,
и упадёт, но не она его с земли подымет.
Семь, нет, восемь уже лет, как был ей тоже как бы мираж,
мелькнул всадник, и куда-то дальше вскачь повёз депешу.
В тот год что ей выжить помогло? Похоже, набожность одна.
Лазурь, четки. Gott der Vater und Gott der Sohn. Не весь погас мираж,
воспламенив её тевтонскую кровь, не сам выцвел.
Сумеречной рябью стал, мечтой, метелью.
Семь лет быт, замужество, и нервы, нервы сделали своё.
От них даже Gott der heilige Geist не спас.
Кому мольбы пред алтарём, кому верхом в генштабы.
Кого метель, кого мечта заворожит, завьюжит.
А новичок, переболев, преодолев ухабы,
еще дойдёт до кладовых и до чинов дослужит,
от каковых она одна его теперь спасла бы,
но до юнца ей дела нет, она живёт не тужит.
Нынче в замке у неё как раз проездом в город Берлин
вот-вот грянет струнный коллектив живьём. Округа в сборе.
Лед с утра к вискам и наготове капли те, что принимать
велел доктор с ложки мельхиоровой дважды в день. Принять
и в тёмном верхнем этаже почти забыться пока. Потом, после
горничная или секретарь, войдя, доложит,
что квартет столичный за искусство деньги взять не захотел.
Сыграл даром и с виолончелями отбыл прочь.
Скажу себе: не удивил, но убедил всецело,
что сам отнюдь не новичок, понахватался толка.
Что знаешь нот упрямый лад и вяжешь их умело.
Как по канве узоры шьёшь, но рвётся там, где тонко.
Где все о том, что никому ни до кого нет дела.
Спрошу себя: ведь ты о том? Отвечу: нет, не только. I tell myself, do not lead to Eden and Adam,
do not come from far, do not go roundabout.
Take the chorus into the guides, waving the orchestra into the pit,
so that he didn’t stun on the spot, but he hurt himself painfully.
And start essentially: the boy fell in love with a lady.
but she doesn’t care, she lives freely.
He’s new, he don’t know the notes, he’ll make mistakes,
but the lady will not take part in them and in him.
Like all youths, he is angular, like all Germans - inflexible,
but it’s not she who will soften him and separate him with an adversary.
Not from her, though ridiculous, he will wait for smiles,
and it will fall, but not she will lift it from the earth.
Seven, no, eight years already, as if she was also like a mirage,
the horseman flickered, and somewhere further up the horse he drove the dispatch.
What helped her survive that year? It seems that piety is one.
Azure, rosary. Gott der Vater und Gott der Sohn. Not all the mirage went out,
igniting her Teutonic blood, he did not fade.
Twilight ripples became, a dream, a blizzard.
Seven years of life, marriage, and nerves, nerves did their job.
Even Gott der heilige Geist did not save them.
To whom are prayers before the altar, who are riding on the General Staff.
Whom the blizzard, whom the dream bewitches, will win.
And the newcomer, having overcome, having overcome bumps,
he’ll reach the storerooms and reach the ranks,
from which she alone would now save him,
but she doesn’t care about the youngster; she does not bother living.
Today in her castle is just passing to the city of Berlin
about to strike the string collective alive. Counties assembled.
Ice in the morning to the temples and ready to drop those that take
the doctor ordered from a cup of nickel silver twice a day. To accept
and in the dark upper floor is almost forgotten for now. Then after
a maid or secretary, upon entering, will report
that the capital’s quartet did not want to take money for art.
He played for free and departed with the cello.
I’ll tell myself: I didn’t surprise, but I convinced him completely,
that he was by no means a novice, he got a good sense.
What do you know stubborn notes and knit them skillfully.
How to sew patterns on the canvas, but it breaks where it is thin.
Where is all that nobody cares.
I ask myself: are you talking about that? I will answer: no, not only. Смотрите также: | |
