Неосторожно взяв почин впредь обходиться без личин, склеить пытаюсь два словца от своего лица. Битые сутки с тяжким лбом сиднем сижу, гляжу в альбом. Что до словес - язык не враг. Что до лица - никак.
Вот гувернантка, с ней дитя, милый ребёнок. Но, хотя брезжит повадка в нём моя, всё-таки он не я. Вот шалопай в Крыму меж скал, менее мил, уже не мал, скачет вождём земли всея. Только и он не я.
Вот и опять не я, а он - в Санкт-Петербурге меж колонн, вовсе не мал, давно не мил, к Бирже спиной застыл. Тщетно он ждёт, когда Нева скажет ему «коман са ва», волны идут себе как шли. Выкуси, вождь земли.
Дальше не лучше. Вот, кляня - тоже себя, но не меня, - он на одной стоит ноге в очень большой тайге. В обувь к нему, зловещ и дик, вирусоносный клещ проник. Знаешь ли ты, что значит «клещ»? Это такая вещь.
Снова не я, а тот, другой, пред микрофоном гнёт дугой корпус и разевает рот, думая, что поёт. Можно ручаться по всему, тут со щитом не быть ему: скоро из уст исторгнет он стон и метнётся вон.
Вот он в «Арагви», без щита, розовый после первых ста. Знаешь ли ты, что значит «сто»? Это, брат, кое-что. Только и тут на сходстве черт нас не лови, молчи, эксперт. Это не я, пускай похож. Ты, академик, врёшь.
Это другой отцом родным держит себя, пока над ним обыск чинит от глаз до пят целый погранотряд. Двое с овчаркой с двух сторон лезут в багаж его, а он молвит, ощупав Рексу нос: «Пёс-то у вас - того-с!»
Это другой, два дня спустя, Бруклинский топчет мост, кряхтя. Топчет и ропщет в смысле том, что утомлён мостом. Либо взамен «коман са ва» в скором купе «Париж - Москва» шепчет, припомнив Мулен Руж: «Боже, какая чушь!»
...Снимок за снимком, дым, клочки. Скулы, виски, очки, зрачки. Дети, отцы, мужья, зятья. Кто же из оных я? Разве, быть может, тот, в углу, что, прижимая лёд к челу, битые сутки, гриб грибом, тупо глядит в альбом.
Может быть, он моим сейчас голосом ахнет, вместо глаз к небу поднявши два бельма: «Боже, какая тьма!» Может, хотя бы он - не дым. Впрочем, тогда - что делать с ним? Сжечь? Изваять? Убить? Забыть? Может быть, может быть.
1996 Carelessly taking the initiative henceforth to do without disguises, I'm trying to glue two words on my face. I’m sitting on the beaten day with a heavy forehead, looking at the album. As for words, language is not an enemy. As for the face - nothing.
Here is the governess, with her a child, dear child. But although my habit is squeamish, yet he is not me. Here’s a dope in the Crimea between the rocks, less nice, no longer small, jumps the leader of the land of all. Only he is not me.
And again, not me, but he - in St. Petersburg between the columns, not at all small, not nice for a long time, froze my back to the Exchange. In vain does he wait for Neva to say “command sa wa” to him, the waves go as they went. Take a bite, the leader of the earth.
Further not better. Now, a curse - also of myself, but not of me - he stands on one leg in a very large taiga. Into his shoes, ominous and wild, a virus-tick has penetrated. Do you know what a tick means? This is such a thing.
Again, not me, but that one, the other, in front of the microphone is oppressed by an arc body and opens his mouth, thinking that he is singing. You can vouch for everything, here he can’t be with a shield: he will soon get out of his mouth a groan and rush out.
Here he is in Aragvi, without a shield, pink after the first hundred. Do you know what a hundred means? This, brother, is something. Only here, in the similarities of the devil do not catch us, be quiet, expert. It's not me, let it look like. You, academician, are lying.
This is the other father keeps his relatives, while over him a search repairs an entire border detachment from eyes to toes. Two with a shepherd dog from both sides climb into his luggage, and he Says, feeling Rex nose: "You have a dog - that sir!"
This is another, two days later, Brooklyn treading a bridge groaning. Trambles and grumbles in the sense that he is tired of the bridge. Or in exchange for the “command sa va” in the fast coupe “Paris - Moscow” whispers, recalling the Moulin Rouge: “God, what nonsense!”
... Shot by shot, smoke, shreds. Cheekbones, whiskey, glasses, pupils. Children, fathers, husbands, sons-in-law. Which of these are I? Is it, perhaps, the one in the corner that, pressing ice to his brow, beaten day, mushroom mushroom, stupidly looking at the album.
Maybe he gasps in my voice now, instead of eyes raising two wallets to the sky: "God, what a darkness!" Maybe even he is not smoke. However, then - what to do with it? To burn? Sculpt? To kill? To forget? May be.
1996 Смотрите также: | |