И мотылек, которому я снюсь,
и мотылек, который снится мне, —
одна и та же солнечная грусть,
развеянная ветром по весне.
Я выбрал это изо всех времен,
но кажется, что я еще не жил:
мне новы звуки всех земных имен,
но так знаком тревожный шорох крыл.
От сумерек брусничного листа
до самых дальних, самых ярких звезд
вся жизнь моя в пространство пролита,
и все оно во мне переплелось.
И если я чего-нибудь боюсь,
то взмаха крыльев в сонной тишине.
Но ласков Бог, которому я снюсь,
и светел Бог, который снится мне.
Дмитрий Румянцев