Ты, каждым ранним утром просыпаясь,
В улыбке расплываешься, быть может.
Эпитетом скажу я, дорогая:
Ты на Марину Влади не похожа.
И сам я не Высоцкий и не Ножкин,
Блатному миру вовсе неизвестен.
Ты мне сказала как-то:
"Мой хороший,
Твой голос необуздан, но прелестен".
Я шёл в горсад по вновь опавшим листьям,
И осень монотонно моросила.
Я пел тебе тогда блатные песни,
Ты слушала и нехотя курила.
Гитара мне давала вдохновенье.
Я пел на все Отрадновские дачи.
Но, видно, надоел тебе Калинин,
И ты сбежала в поисках удачи.
Я пережил тяжёлые минуты,
Я огулял твою подружку Лену,
Я с ней разоткровенничал как будто,
Но время подошло — её покинул.
А Лена мне клялась по телефону,
Что любит, что беременна, и плачет.
И где я взял себе такую моду —
Возить девчонок с "Южного" на дачу.
Я моду игнорировал однажды:
Откуда только женщины не шлялись:
С Вагонного, с Мигалова — неважно, —
Они в меня, как дурочки, влюблялись.
А дочерью полковника — солдаткой,
Прелестной симпампулечкой-брюнеткой,
Я словно был убит из автомата —
Со вскидки, не прицелившись, но метко.
Любовные раненья заживают,
Тем более в Калинине — в "малине",
Где баб раз в десять больше, дорогая,
Чем нас, парней, по всей родной России.
Ты говорила: "Всё тебе противно —
Калинин не пленяет дерзкой страстью".
Я мало пел тебе, но жил интимно.
Ну что ж, балдей, — ведь ты не в моей власти.
Я ухожу, смеясь, жалея годы.
Нет зла, но я в тебе разочарован:
Когда-то ты была красивой, модной, —
Такой уже не будешь, я растроган.
Веселье, рестораны и мужчины,
Попойки и армянские "букеты"...
А утром — неприглядные картины,
А вечером — банкеты и банкеты.
Ты говоришь, что смерть твоя настанет
Как минимум в грядущей пятилетке,
И сердце твоё биться перестанет,
Как у пропевшей птицы в ржавой клетке.
Но кто из нас последний улыбнётся,
Кому судьба подарит шарик синий?..
А сердце у тебя давно не бьётся,
С тех пор, как ты оставила Калинин.
14 сентября 1984 год You, every early morning waking,
The smile spreads, perhaps.
Epithets I say, my dear:
You're not like Marina Vlady.
And I have not Vysotsky and Nozhkin,
Blatnogo the world does not know.
You told me once:
"My good,
Your voice perish, but delightful. "
I walked in gorsad of newly fallen leaves,
And fall monotonically drizzle.
I sang bawdy songs to you then,
You listened reluctantly smoked.
The guitar gave me inspiration.
I sang all Otradnovskie garden.
But apparently bored you Kalinin,
And you ran away in search of fortune.
I experienced heavy minutes,
I ogulyal your girlfriend Lena,
I open up to her like,
But the time has come - has left her.
Lena swore me on the phone,
What she loves, that she was pregnant and was crying.
And where I took myself a fashion -
To carry the girls with "South" to the country.
I once ignored fashion:
Where only women wandered:
With cars, with Migalovo - does not matter -
They are in me, like a fool, fell in love.
A colonel's daughter - a soldier,
Simpampulechkoy charming brunette,
I though was killed with a machine gun -
With vskidku not aim, but to the point.
Love heals the wounded,
Especially in Kalinin - to "raspberry"
Where women is ten times more expensive,
What we, the guys all over his native Russia.
You said: "All you disgusting -
Kalinin captivates not daring passion. "
I sang a little to you, but lived intimately.
Well, Balde - because you're not in my power.
I'm laughing, wishing years.
No evil, but I'm disappointed in you:
Once you were beautiful, fashionable -
This is not the will, I moved.
Fun, restaurants and men
Blinder and Armenian "bouquets" ...
And in the morning - the unsightly picture
And in the evening - banquets and feasts.
You say that your death will come
At least in the coming five-year period,
And your heart will stop beating,
Like voice sang the bird in a rusty cage.
But who among us smile at last,
To give fate a blue ball? ..
A heart for a long time does not beat you,
Since you left Kalinin.
September 14, 1984 Смотрите также: | |
