Раскрытый нараспашку дом, где жизнь видна, как на витрине,
Где выставляют напоказ хозяйки нижнее белье.
То, что под крышей – чердаком должно быть голубиным,
То, мне поверьте, не чердак; то – райское жилье.
И он снимает этот Рай за три целковых в месяц.
Ах, вы не знаете его; он – истинно святой.
Обыкновенный человек давным-давно б повесился,
А этот, видите ли, жив и пьет свой кипяток.
Он, без сомнения, – святой, один из той "Вечери".
Он носит старенький хитон за сорок два рубля.
На переносице – пенсне "а-ля месье Чичерин".
Его гнедая борода – не весть в кого "а-ля".
Он регулярно, сделав взнос растрепанной хозяйке,
Собачью шапку набекрень, на воротник – кашне,
В карманах руки утопив, спускается по шаткой,
Прогнившей лестнице во двор. И глядь – его уж нет.
Его боится детвора. Старухи ненавидят.
Обидной кличкой "Дуремар" вослед ему шипят.
Грозятся в сумасшедший дом заслать за то, что жидик,
За то, что гад он и шпион от головы до пят.
Еще за то, что он глухой, за то, что не ответит
Такой же бранью им в ответ (и, не дай Бог, грубей),
За то, что, голову втянув, утонет на проспекте.
Да что там много говорить – за то, что нет слабей.
А там, на улице, мороз в лицо чахоткой лижет.
И носовой платок в крови, промакивая рот.
Он не понятно чем живет, чем – не понятно – дышит?
Одно понятно: жизнь его туберкулез грызет.
Он, только за полночь домой добравшись незаметно,
У низкой двери постоит, горбат и невысок.
Он снимет шапку и кашне, присев на табуретке,
И будет долго наблюдать свой носовой платок.
Лишь о духовном размышлять осталось, ведь жилище –
Четыре шага поперек, четыре шага вдоль.
Раскольниковский потолок у двери чуть повыше;
А лежа на тахте, его заденешь бородой.
И треугольное окно размерами пугает:
Увидишь море ржавых крыш да каланчу вдали.
На гвоздь подвешенная клеть со старым попугаем,
Умеющим твердить одно: "Копейку подари!"...
Он нелюдим. Он по ночам чадит дешевой свечкой.
Он изучает потолок со сломанной тахты.
И в голубых его глазах печаль не человечья:
Вот точно так же смотрят вдаль сиамские коты.
И в голубых его глазах печаль не человечья:
Вот так же смотрят на Сиам сиамские коты... Opened wide open house, where life is seen as in the window,
Where flaunt hostess underwear.
The fact that under the roof - loft should be dovish,
That, I believe, not the attic; then - a heavenly dwelling.
And it removes the Paradise for three rubles a month.
Oh, you do not know it; He - a true saint.
Ordinary people long ago used hanged,
And this, you see, I am alive and drinking your hot water.
He is without a doubt - the saint, one of the of the & quot; & quot ;. Supper
He wears an old tunic over forty two rubles.
On the nose - nez & quot; a la Monsieur Chicherin & quot ;.
His beard bay - not news to anyone & quot; a la & quot ;.
He regularly by making a donation disheveled mistress
Dog hat cocked to one side, on the collar - scarf,
In the pockets of his hands sinking, down the rickety,
Rotten stairs to the yard. And lo and behold - it really is not.
His fears children. Old women hate.
Insulting nickname & quot; Duremar & quot; vosled him hiss.
Threatening to send a madhouse because zhidik,
For what he skunk and a spy from head to toe.
Still, because he is deaf, because not answer
The same abuse them in response (and, God forbid, roughly)
For that, plunging his head, drown in the prospectus.
So that there is a lot to say - for the fact that there are no weak.
And there, on the street, in the face of frost tuberculosis licks.
And a handkerchief in the blood, dabbing his mouth.
He did not understand what lives, what - is not clear - breathing?
One thing is clear: the life of his tuberculosis nibbles.
He just after midnight after reaching home quietly,
At low doors stand up, a hunchback and low.
He removes his hat and scarf, sitting on a stool,
And it will be a long time to watch his handkerchief.
Only speculate about the spiritual left home because -
Four steps across, four steps along.
Raskolnikovskoy ceiling just above the door;
And lying on the couch, his beard zadenesh.
And triangular window sizes scares:
See sea rusty roofs so far watchtower.
Hanging on a nail crate with old parrot,
Knowing how to repeat one: & quot; Give Penny! & Quot; ...
He unsociable. At night he chadit cheap candle.
He is studying the ceiling with a broken ottomans.
And in the blue eyes of his sadness is not s human:
Here are just looking into the distance Siamese cats.
And in the blue eyes of his sadness is not s human:
Here are just looking at Siam Siamese cats ... Смотрите также: | |
