Здесь жизнь течет, как и текла - без изменений,
Углем красотки в зеркалах подводят тени
И взявшись под руки, выходят на прогулки,
Пустым бульваром огибают переулки.
И в их накрученных головках, словно в сказках,
Всплывают милые брюнеты в водолазках,
А наяву лишь свист шпаны да лай собаки,
Да бесконечные гуляния, да драки.
Под крик старьевщиков: "Берем!" старик украдкой
Несет старухино тряпье к чумной татарке,
Исторговавшись, прячет выручку в подкладку,
Браня татарку и предчувствуя разгадку.
Подросток, сизый от прыщей, терзает скрипку
На зависть асов-палачей - изящной пыткой,
Там, как в аквариумах рыба расторопна,
Старухи носом прилипают к потным стеклам.
Там я входил в большую жизнь щенком безродным,
Сок сорняком тянул с хрущевских огородов
И, как ведется, ненавидел школьный зуммер…
Я там весной родился и зимою умер.
Это ли я, проплывающий рыбкой
По тихой заводи бывшей хрущевки,
В шапке, натянутой словно улыбка
Провинциальной актрисы-дешевки,
В полупальто, популярным лишь в Коми,
Невероятный, постольку поскольку,
Слухи ползут: то ли я в желтом доме
За буйный разум, прикрученный к койке,
То ли, на стройке народной дерзая,
Шлюхе-кладовщице пел комплименты.
Вот и за то ее мужем Мазаем
Сечкой капустной зарублен в клозете.
Это ли я, нагло и незаконно,
Перемахнул, словно витязь библейский,
Из карантина живых, чьи кордоны
Крепче пикетов границ всерасейских?
Here life flows, as flowed - unchanged,
Charcoal beauties in the mirrors fail the shadows
And holding hands, they go for walks,
Empty boulevard round the alleys.
And in their twisted heads, as if in fairy tales,
Pretty brunettes in turtlenecks come up,
And in reality only the whistle of punks and dogs barking,
Yes endless festivals, but fights.
To the cry of the junkers: "Take!" old man furtively
Carries the old woman rags to the plague Tatar,
Having haggled, hides revenue in a lining,
Scolding the Tatars and anticipating the answer.
Teenager, acne-gray, tormented by a violin
To the envy of the executioner aces - graceful torture,
There, as in aquariums, the fish is quick,
Old women stick their nose to sweaty glasses.
There I entered a great life as a puppy rootless,
Juice weed pulled from the Khrushchev gardens
And, as is being done, he hated the school buzzer ...
I was born there in the spring and died in the winter.
Is it me swimming a fish
In the quiet backwater of the former Khrushchev,
In a hat stretched like a smile
Cheap provincial actress,
In a short coat, popular only in Komi,
Incredible insofar as
Rumors creep: whether I'm in the yellow house
For an exuberant mind bolted to a bunk
Or, at the construction site of a national daring,
The whoremaster sang compliments.
That’s why her husband Mazay
Cabbage chopped off in a closet.
Is it me, arrogant and illegal
I jumped like a biblical knight
From the quarantine of the living, whose cordons
Stronger than the pickets of the all-rassian borders? Смотрите также: | |
