Послухай, друже. Ми не розмовляли.
Наш спільний сад вже вкрили бур‘яни,
Померли квіти, пелюстки зав‘яли
І більш не буде нашої весни.
Послухай, друже. Можеш мене чути?
Стежини наші стерлися з землі.
Місця, в яких ми мали бути,
Сховали в темних водах ручаї.
Послухай, друже. Ми самі змінились,
Тьмяніє наша гама кольорів.
Врізнобіч бігли, у кути забились,
Під ноги дивлячись, стояли угорі.
Послухай, друже. Це обов‘язково?
Кому я намагався довести —
Якщо я не промовлю знову
Твоє ім‘я, то з думок злинеш ти?
Послухай, друже… Справді дуже шкода.
Ми мусили завжди її тримать,
Ту хворобливу, болісну угоду,
Де рук твоїх я мав не відпускать...
Послухай, друже. Прошу, лиш послухай.
Я міг зректись своїх очей і вух,
Але не пам‘яті, не того духа,
Що звався так: «мій давній кращий друг».
Послушай, дружище. Мы не разговаривали.
Наш общий сад уже покрыли сорняки,
Умерли цветы, лепестки завяли
И больше не будет нашей весны.
Послушай, дружище. Можешь меня слышно?
Тропы наши стерлись с лица земли.
Места, в которых мы должны быть,
Спрятали в темных водах ручьи.
Послушай, дружище. Мы сами изменились,
Тускнеет наша гамма цветов.
В разные стороны бежали, в углы забились,
Под ноги глядя, стояли вверху.
Послушай, дружище. Это обязательно?
Кому я пытался доказать -
Если я не произнесу снова
Твое имя, то с мыслей найдет ты?
Послушай, друг ... Действительно очень жаль.
Мы должны были всегда ее держит,
Ту болезненную, мучительную соглашение,
Где рук твоих я имел не отпускать ...
Послушай, дружище. Пожалуйста, только послушай.
Я мог отречься своих глаз и ушей,
Но памяти, не в тот духа,
Называемый так: «мой давний лучший друг».