Ночью,
когда ты мечешься по липкой койке,
иль, завернувшись в простыню,
читаешь всякую херню,
иль тупо пялишься на монитор,
жить тошно, но чью
судьбу ты выбрал бы себе из стольких
судеб, что ты не доиграл, включив тормоза
и спрятав глаза,
как трус и вор.
И не смолкает стыд ни на минуту,
и под пустым листом жизнь подводит черту.
Своих бессонниц желтоватую цикуту
с привычной дрожью в руках я подношу ко рту.
Ночью,
когда на прошлого кривых подмостках
толпятся судьбы и слова,
и распухает голова,
и от давления стучит в ушах,
и многоточья
терзают душу с прямотой подростков,
всегда готовых осудить за тщетность трудов,
за выдох и вдох,
за каждый шаг.
И не смолкает стыд ни на минуту,
и под пустым листом жизнь подводит черту.
Своих бессонниц желтоватую цикуту
с привычной дрожью в руках я подношу ко рту.
Не туда гребешь, не туда правишь
и вообще живешь, как дичь на мушке.
Бац! - и не успеешь обронить с клавиш
ни прощальной четверти, ни восьмушки.
До утра ворочаясь с боку на бок,
ворошишь память - этот сад спеси.
И мычишь в бреду, растеряв навык
попадать в ноты и писать песни.
Не умолкает стыд ни на минуту,
и под пустым листом жизнь подводит черту.
Своих бессонниц желтоватую цикуту
с привычной дрожью в руках я подношу ко рту.
