Наша комната в Риме: время, застывшее на циферблате,
недели задернутых штор, зачехленного пианино, стульев,
ставя ногу на мрамор, начинаешь движение вспять и
опрокидываешься навзничь, как пронзенный пулей.
И фабрика начинает дымить над краснеющей черепицей.
Когда ты куришь, ваши дымовые завесы почти совпадают.
Духота, подбираясь к горлу, распадается на крупицы,
на бусины, на обрывки, то есть то, что переживает
любые разрывы, бешеное раздражение, слабость
тихих движений их обоих, сложившихся воедино.
В близлежащем кафе официант предлагает гадость,
залитую в пересохшее горло графина.
Улица светится желтым, словно топленое масло.
Наше коробочное пространство сжимается до икоты.
Мебель обозначает границы, как черную массу,
накрывшую комнату тенью горящего самолета.
Ты – самое светлое, самое лучшее, что могло произойти
в этом закрытом месте, в моем настоящем, ближнем.
Глядя в твои глаза, я понимаю, что тебя превзойти
не способен никто ни в грядущем, ни в какой другой жизни.
Наша комната в Риме, как ровный квадрат Малевича
поглощает кофейные зерна, книги, географический глобус,
замерший над столом. И пространство мечется,
как зрачок, не способный настроить свой фокус. Our room in Rome: the time frozen on the dial,
week drawn curtains, dust cover piano, chairs,
putting his foot on the marble starts to move back and
topples backwards as pierced by a bullet.
And the factory starts to smoke over blushing tiles.
When you smoke, your smoke screens are almost identical.
Fug, picking up to her throat, breaks into crumbs,
on beads, scraps, that is what is going through
any gaps, furious irritation, weakness
quiet movements of both, existing together.
In a nearby cafe waiter offers muck,
drenched in a dry throat carafe.
Street light yellow, like melted butter.
Our packaged space shrinks to hiccups.
Furniture stands for border, as the black mass,
Cover the room shadow burning plane.
You - the brightest, the best thing that could happen
in this confined space, in my present, close.
Looking into your eyes, I understand that you surpass
not able to no one in the future, no other life.
Our room in Rome, as the flat square of Malevich
It absorbs the coffee beans, books, geographic globe
missed first trimester of the table. And the space is torn,
a pupil who is unable to adjust its focus. Смотрите также: | |
