Вереница дорог переплеталась на север. Четырехлистный клевер в чужом огороде. Действия как на заводе, на автомате. Живу в белом халате, пациент сам себе. Я в пустоте или пустота во мне? В машине слушал электризацию волос. Кругом мхом порос. Не разложился по полочкам, скуп до откровенностей. Тлеющей палкой кто - то загнал муравьев в коммуналки. А я вечно не просыхающий МакКалейн Калкин. На сидении рядом пустом, под джазовые композиции Шопена, был. Плыл, полз, бежал, но никогда не летал. Летящий вниз, летать не может. Встревожит, не подумав скажет. Дослушаю и распадусь на атомы, лежа на кровати, в психиатрической палате из черепной коробки. И нет, не робкий, но съел весь эпителий с губ. Клуб сбитых кулаков и размазанной туши. Не отогреться в душе. И смысла здесь ни граммом больше чем в пакете. Остаться тусклым объявлением в раздербаненом буклете.
A string intertwined roads to the north. Four Leaf Clover in someone else's garden. Actions at the factory, on the machine. I live in a white robe, the patient himself. I'm in a void or emptiness in me? In the car listening to the hair electrification. Around overgrown with moss. I do not sort through, stingy to Revelation. Ember who stick - that has driven the ants in communal. And I do not ever dry out MakKaleyn Culkin. On the seat next to empty, by jazz compositions by Chopin, it was. Swam, crawled, ran, but never flew. Flying down, can not fly. Alarmed, without thinking say. To listen and decay to atoms, lying on a bed in a psychiatric ward of the skull. And no, not timid, but ate the whole epithelium lips. Club downed fists and smeared mascara. Do not warm up in the shower. And the meaning is no more than a gram in the package. Staying in a lackluster ad razderbanenom booklet.
