У бабы-вдовы умер ее единственный, двадцатилетний сын, первый на селе работник.
Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон.
Она застала ее дома.
Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой.
Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви.
«Господи! — подумала барыня. — Она может есть в такую минуту… Какие, однако, у них у всех грубые чувства!»
И вспомнила тут барыня, как, потеряв несколько лет тому назад девятимесячную дочь, она с горя отказалась нанять прекрасную дачу под Петербургом и прожила целое лето в городе!
А баба продолжала хлебать щи.
Барыня не вытерпела наконец.
— Татьяна! — промолвила она. — Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!
— Вася мой помер, — тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. — Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посоленные.
Барыня только плечами пожала — и пошла вон. Ей-то соль доставалась дешево.
Май, 1878 A widow woman died her only, twenty-year-old son, the first worker in the village.
The lady, the landowner of that very village, having learned about the woman's grief, went to visit her on the very day of the funeral.
She found her at home.
Standing in the middle of the hut, in front of the table, she, slowly, with an even movement of her right hand (the left hung with a whip) scooped empty cabbage soup from the bottom of the smoky pot and swallowed spoon after spoon.
The woman's face grew thin and dark; her eyes were red and swollen ... but she held herself earnestly and erect, as in a church.
“Lord! - thought the lady. - She can eat at such a moment ... What, however, they all have rough feelings!
And here the lady remembered how, having lost her nine-month-old daughter a few years ago, out of grief she refused to hire a beautiful dacha near Petersburg and lived the whole summer in the city!
And the woman continued to sip the cabbage soup.
The lady could not bear it at last.
- Tatyana! She said. - Have mercy! I am surprised! Didn't you love your son? How have you not lost your appetite? How can you eat this cabbage soup!
“My Vasya is dead,” the woman said quietly, and painful tears again ran down her sunken cheeks. - So, mine came to an end: the head was removed from me alive. And the cabbage soup will not be lost: after all, they are salted.
The lady just shrugged her shoulders and went out. She got salt cheaply.
May, 1878 | |
