Размытый путь и вдоль - кривые тополя.
Я слушал неба звук - была пора отлёта.
И вот я встал и тихо вышел за ворота,
Туда, где простирались желтые поля.
И вдаль пошел... А издали тоскливо пел
Гудок совсем чужой земли, гудок разлуки.
Но, глядя вдаль и в эти вслушиваясь звуки,
Я ни о чем еще тогда не сожалел...
Была суровой пристань в этот поздний час.
В промозглой мгле, искрясь, горели папиросы,
И тяжко трап стонал, и хмурые матросы
Из тьмы устало поторапливали нас.
И вдруг такой тоской повеяло с полей!
Тоской любви, тоской былых свиданий кратких...
Я уплывал все дальше, дальше - без оглядки
На мглистый берег глупой юности своей.
Размытый путь и вдоль - кривые тополя.
Я слышал неба звук - была пора отлета.
И вот я встал и тихо вышел за ворота,
Туда, где простирались желтые поля.
Blurred road and along - curves poplar.
I listened to the sound of the sky - was the time of departure.
So I got up and quietly left the gate,
There, where the extended yellow fields.
And I went away ... And sadly sang from afar
Buzzer completely foreign land, separation beep.
But looking into the distance and listening to these sounds,
I have nothing else then I do not regret ...
There was a severe marina at this late hour.
In the dank haze, sparks, lit cigarettes,
And heavy trap groaned and sullen sailors
From the darkness we hurried wearily.
And suddenly this sadness wafted from the fields!
Tosca love, longing past visits brief ...
I swam farther and farther - without regard
On the misty shore silly of her youth.
Blurred road and along - curves poplar.
I heard the sound of the sky - was the time of departure.
So I got up and quietly left the gate,
There, where the extended yellow fields.