Мы пошли на Сенатскую площадь и в немом благоговении остановились перед памятником Петра Великого. Вспомнился «Медный всадник» Пушкина, и тут же кстати пришли на ум и слова профессора Морошкина о Петре:
«Но великий человек не приобщался нашим слабостям! Он не знал, что мы плоть и кровь! Он был велик и силен, а мы родились и слабы и худы, нам нужны были общие уставы человеческие!»1
Я повторил эти замечательные слова, а Глумов вполне одобрил их. Затем мы бросили прощальный взгляд на здание сената, в котором некогда говорил правду Яков Долгорукий, и так как программа гулянья на нынешний день была уже исчерпана и нас порядком-таки одолевала усталость, то мы сели в вагон конно-железной дороги и благополучно проследовали в нем до Литейной.
Было уже четыре часа, когда мы воротились домой, следовательно, до обеда оставался еще час. Глумов отправился распорядиться на кухню, а мне дал картуз табаку, пачку гильз и сказал:
— Займись!
Наконец подали обедать. Никогда не едал я так вкусно. Во-первых, никогда не приходилось делать подобного предобеденного моциона, а во-вторых, мы ели на свободе, без всяких политических соображений, «без тоски, без думы роковой», памятуя твердо, что ничего другого, кроме еды, нам не предстоит. Поэтому каждый кусок был надлежащим образом прожеван, а следовательно, и до желудка дошел в формах, вполне согласных с требованиями медицинской науки. Подавали на закуску: провесную белорыбицу и превосходнейшую белужью салфеточную икру; за обедом удивительнейшие щи с говяжьей грудиной, потом осетрину паровую, потом жареных рябчиков, привезенных прямо из Сибири, и наконец — компот из французских фруктов. Само собой разумеется, что при каждой перемене кушанья возникал приличный обстоятельствам разговор.
Давно, очень давно дедушка Крылов написал басню «Сочинитель и разбойник», в которой доказал, что разбойнику следует отдать предпочтение перед сочинителем, и эта истина так пришлась нам ко двору, что с давних времен никто и не сомневается в ее непререкаемости. Позднее тот же дедушка Крылов написал другую басню «Три мужика», в которой об разно доказал другую истину, что во время еды не следует вести иных разговоров, кроме тех, которые, так сказать, вытекают из самого процесса еды. Этою истиною мы долгое время малодушно пренебрегали, но теперь, когда теория и практика в совершенстве выяснили, что человеческий язык есть не что иное, как орудие для выражения человеческого скверномыслия, мы должны были сознаться, что прозорливость дедушки Крылова никогда не обманывала его. We went to the Senate Square in silent awe and stopped in front of a monument to Peter the Great. I remembered "The Bronze Horseman" by Pushkin, and immediately came to mind the way the words of Professor Moroshkina of Peter:
"But the great man not to attach our weaknesses! He did not know that we are flesh and blood! He was big and strong, and we are born and are thin and weak, we need the general statutes of men! "1
I repeated these fine words, but it is Glumov approved them. Then we threw a farewell glance at the Senate building, which once was telling the truth Yakov Dolgoruky, and as the program celebrations on this day was already exhausted and we did order was overcome by fatigue, we sat in the car horse railway and proceeded safely in it to Foundry.
It was four o'clock when we returned home, therefore, before lunch was still an hour. Glumov dispose went to the kitchen and gave me a cap of tobacco, a pack of cartridges and said:
- Loans!
Finally filed dinner. I never tasted so delicious I. Firstly, I never had to do before dinner like physical exercise, and secondly, we ate at large, without any political considerations, "without longing, without a thought the fatal", bearing in mind firmly that anything other than food, we do not have to. Therefore, each piece was properly masticate, and consequently reached to the stomach in forms completely according to the requirements of medical science. Served as a snack: provesnuyu whitefish and superb beluga caviar the tissue; at dinner with beef soup astonishing sternum, then sturgeon steam, then roasted grouse, brought straight from Siberia, and finally - the French fruit compote. It goes without saying that every change of dishes circumstances arose a decent conversation.
For a long time, a very long time my grandfather wrote Krylov's fable "The writer and a robber", which proved that the thief should be given preference over a writer, and this truth so we came to the court that for a long time and no one doubts its indisputability. Later, the same grandfather Krylov wrote another fable "three men", which proved differently about another truth that during the meal should not keep other conversations, except those which are, so to speak, are derived from the process of eating. Etoyu truth we have long neglected cowardly, but now that the theory and practice of perfection found that human language is nothing, as a tool for the expression of human skvernomysliya, we had to admit that the vision grandfather Krylov never deceived him. Смотрите также: | |
