Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки. Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет. И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли, Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели, Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак. Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало, И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости, Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди... И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили, Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...» И я гожу, я все еще гожу, и, кажется, стерплю любую муку, Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу. Klyatyh One year too many years, I sometimes crawled from his hospital bed. Raking their fragments and splinters, and its reconstructed skeleton. And steal myself from sensitive nurses nostrils scenting the pungent smell will, I ran to the two-year granddaughter Ole there on smelling expanse of life.
We went with Olga in a children's park, sit on your favorite swing, Wilderness juice, ice cream eating, staring at people walking dogs. Attractions were a dime a dozen, but the day was burning, and the sun cools, Olya tired, lagged behind and quietly whined, grandfather wait.
Leaving behind the Lord's day, I returned to the walls of the hospital visit, But in the ward heard the voice of Olin, let grandfather's hand, grandfather wait ... And I godil, godil how have the strength, but on the next bed is not godili, Grew sickly, dried up, withered, leaving none of their weather is not asked.
When I smell a burning sensation in the chest, I see from the other edge of the field To me rushing little Olya with a heart-rending cry: "Santa-ah, wait-and ...» And I gozhu, I still gozhu and seems sterplyu any flour, While the tiny hand in his battered hand still holding. Смотрите также: | |