В четверг четвертого числа в четыре с четвертью часа лигурийский регулировщик регулировал в Лигурии, но тридцать три корабля лавировали, лавировали, да так и не вылавировали, а потом протокол про протокол протоколом запротоколировал. Как интервьюером интервьюируемый лигурийский регулировщик речисто, да не чисто рапортовал, да не дорапортовАл, дорапортовывал. Да так зарапортовался про размокропогодившуюся погоду, что дабы инцидент не стал претендентом на судебный прецедент, лигурийский регулировщик акклиматизировался в неконституционном Константинополе.
Где хохлатые хохотушки хохотом хохотали и кричали турке, который начерно обкурен трубкой: не кури, турка, трубку, купи лучше кипу пик, лучше пик кипу купи, а то придет бомбардир из Брандебурга, бомбами забомбардирует за то, что некто чернорылый у него полдвора рылом изрыл, вырыл и подрыл. Но на самом деле турка не был в деле. Да и Клара-краля в то время кралась к ларю, пока Карл у Клары кораллы крал, за что Клара у Карла украла кларнет. А потом на дворе деготниковой вдовы Варвары два этих вoра дрова воровали. Но грех — не смех, не уложить в орех: о Кларе с Карлом во мраке все раки шумели в драке. Вот и не до бомбардира ворам было, но и не до деготниковой вдовы, и не до деготниковых детей. Зато рассердившаяся вдова убрала в сарай дрова: раз дрова, два дрова, три дрова — не вместились все дрова, и два дровосека, два дровокола-дроворуба для расчувствовавшейся Варвары выдворили дрова вширь двора обратно на дровяной двор, где цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла. Цыпленок же цапли цепко цеплялся за цепь. Молодец против овец, а против молодца - сам овца, которой носит Сеня сено в сани, потом везет Сенька Соньку с Санькой на санках: санки — скок, Сеньку — в бок, Соньку — в лоб, все — в сугроб.
А Сашка только шапкой шишки сшиб. Затем по шоссе Саша пошел, саше на шоссе Саша нашел; Сонька же — Сашкина подружка — шла по шоссе и сосала сушку. Да притом у Соньки-вертушки во рту еще три ватрушки — аккурат медовик. Но ей не до медовика — Сонька с ватрушками во рту пономаря перепономарит-перевыпономарит. Жужжит, как жужелица, жужжит, да кружится: была у Фрола — Фролу на Лавра наврала, пойдет к Лавру на Фрола Лавру наврет, что вахмистр с вахмистршей, ротмистр с ротмистршей, что у ужа — ужата, у ежа — ежата, а у него высокопоставленный гость унес трость, и вскоре опять пять ребят съели пять опят с полчетвертью четверикА чечевицы без червоточины, и тысячу шестьсот шестьдесят шесть пирогов с творогОм из сыворотки из-под простокваши. О всём о том у кола колокола звоном раззванивали, да так, что даже Константин Зальцбургский бесперспективняк из-под бронетранспортёра константировал. Как все колокола не переколоколовать, не перевыколоколовать, так и всех скороговорок не перескороговорИть, не перевЫскороговорить. Но попытка — не пытка. On Thursday, the fourth day of four with a quarter of an hour, the Ligurian Adjustment regulated in Liguria, but the thirty-three ships were lavored, lavished, and did not have been acquired, and then protocol prohibited the protocol. As an interviewer, an interviewed Ligurian regulator speaking, but not purely reported, but did not defait, the dragged. Yes, it was so informed about the warm weather that in order for the incident was not the applicant for the judicial precedent, the Ligurian Adjustment was acclimatized in Unconstitutional Constantinople.
Where hooked laughter laughter and shouted the Turk, who is planted by a pipe: do not smoke, Turk, tube, buy better Kipa peak, Breaking a pike kipa, and then a bombarder from the brassurgurg will come, bombs will bombards for the fact that he has a blackflower Washed, dug and undermined. But in fact, the Turk was not in business. Yes, and Clara-Kralya at that time sank to Lari, while Karl had Clara corals cradle, for which Clara had a clarinet. And then on the courtyard of the concrete widow of the barbarians, the two of these in the wood of firewood stole. But sin is not laughter, do not put in the nut: about Clara with Karl in the darkness all raks were noisy in a fight. So it was not before the scorer of the thieves, but not before the concurrent widow, and not before the concrete children. But the angry widow removed the firewood in the barn: once the firewood, two firewood, three firewood - did not fit all the firewood, and two woodcutters, two woodwood firing for the factory barbarians expelled the firewood of the yard back to the woodwood courtyard, where the Heron Chashla died. Chicken the same Heron cling to the chain. Well done against sheep, and against a well done - the sheep himself, whom Senya Hayen in Sania, is carrying Senka Sonka Sanya on Sanka: Sledge - Skok, Senka - in Sokh, Sonya - in the forehead, everything is in a snowdrift.
And Sasha is just a hat of the bumps of the sneak. Then, Sasha went on the highway, Sasha found Sasha; Sonya - Sashkin girlfriend - walked along the highway and sucked drying. Yes, moreover, Sonya-turntables in the mouth three more cheesecakes - accurate honey. But she is not to the honey - Sonya with the cheesecakes in the mouth of the Poznarya repeatedly reproed. Buzz, like a bugger, buzzes, yes it snaps: Frolo - Frolu on Lavra Lavra will go to Lavra on Frol Lavra Nampo that the Wahmistr with Watmistrash, Rothmistris with Rothmistral, that is a horror, hedgehog is hedgehog, and he has a hedgehog A high-ranking guest took a cane, and soon again five guys ate five of them with a half-hardness of Chechiefs without wormwort, and a thousand six hundred sixty-six-six cakes with serum cottage cheese. About everything about the collage of the bell was broken by the ring, so so that even Konstantin Salzburg blank extension from under the armored personnel carrier constant. Like all the bells do not stroke, do not rebalance, and all the patters do not forward, do not re-speak. But an attempt is not torture. | |
