А она говорит: "Иди уж тогда один, или с кем угодно - но всё-таки ты иди, а таких, как я, говорит - в общем, пруд пруди, миллион на рупь."
Он смеется: "Я пригрелся к твоей груди, хоть целуй меня, хоть в ад за собой веди, а уйти решишь - так всё же предупреди, я тогда умру."
А она говорит: "Куда тебе - умирать? Ведь тебе играть и публику собирать, ты аккордом бей и диски свои пирать, а меня - пусти."
Он вздыхает: "Ну, вот как тебе объяснять - ведь с тобой проститься - то же, что кожу снять, как в ладони стрекозу закрутить и смять, как дитя растить"
А она говорит: "Куда мне теперь к тебе? Ты герой, - говорит, а я выскочка и плебей, вот играй, говорит теперь на свой трубе - открывай свой счет".
Он рыдает и поет, как ночной прибой: "Ну вот, хочешь, - говорит, - разобью гобой, мне плевать, - говорит - вот я ведь уже с тобой, так чего ж еще?
Я ведь с музыкой, - говорит, всё веду войну, я кричу в ее горячую пелену, мол, прими, говорю, впусти, мол еще одну, по знакомству, так.
А она говорит: "Мы вместе, а я нигде, я сушу слова на старой словороде, я копаюсь в их горячей гнилой руде, но опять не так"
Я ведь вечно пораженщина - говорит, я живу - да вот внутри у меня горит - у меня ведь дистония, нефрит, гастрит - ну, куда до вас.
Он хохочет: "Да, в обиду тебя не дашь, но когда ты, дорогая, меня продашь, то купи бумаги нотной и карандаш, я впишу тебя в этот вальс.
Я впишу тебя в свой солнечный разнобой, тонким контуром, щекой на ветру рябой, в этот свет, далекий страшный и голубой, в эту даль и боль
Чтоб когда захочешь - быть тебе не одной, чтобы быть тебе и нотами и струной, у тебя выходные, а у меня входной, но ведь я с тобой.
Я шепчу ей, что кончается тишина, что смешна вина, что чаша полна вина, что заря бледна, что ночь впереди темна. Что закат - в дугу..
Я шепчу ей, что пою ее и кляну. Что я ради нее, что хочешь, переверну. Что боюсь ее, никому ее не верну. И она тихонько рождается между губ. And she says: "Go, then one, or with anyone - but still you go, and such as I, says - in general, a pond of a pride, a million on the rupe."
He laughs: "I got to your chest, even kiss me, even though in hell behind you, and you will decide - so I'm still warning, I will die then."
And she says: "Where are you to die?" After all, you collect and the public to collect, you're chord Bay and wheels to pill their own, and me - let me. "
He sighs: "Well, that's how to explain to you - because they say goodbye to you - the same thing to remove the skin how to spin the skin and scat like a child to raise"
And she says: "Where am I to you now?" You are a hero, "says, and I'm a jack and plebi, here play, now speaks to his pipe - open your account."
He flies and sings, like a night surf: "Well, you want," says, "the oboe, I don't care," says I'm already with you, so what else?
After all, I am with music, "says everything is leading war, I scream in her hot veil, they say, accept, I say, let's fit, they say one more, in acquaintance, so.
And she says: "We are together, and I have nowhere, I dry the word on the old Lodgorod, I dig into their hot rotten ore, but again not so"
After all, I'm always defeating - says, I live - yes, in me, I'm burning - I have dystonia, jade, gastritis - Well, where to you.
He laughs: "Yes, they will not give you offense, but when you, dear, sell me, I will buy a notebook and pencil paper, I will do you in this waltz.
I will enter you into my sunny swabbouse, a thin contour, cheek in the wind with a row, in this light, distant terrible and blue, in this distance and pain
So when you want to - to be not one to be to you and notes and the string, you have a weekend, and I have an entrance, but I am with you.
I whisper to her that silence ends, that it is funny wine that the bowl is full of wine that dawn pale that the night ahead is dark. That the sunset is in the arc ..
I whisper to her that I sing her and Klyan. What I'm for the sake of her what you want, turning over. What I'm afraid of her, I will not return it to anyone. And she quietly born between lips. | |
