Я некоторое время снимал квартиру в Мотовилихе на улице Чехова. Однажды, поздней ночью, меня туда подвозил один филолог, он сказал, что «эту канаву назвать именем Антона Павловича мог только п...». Как один в прошлом пермский поэт сказал: «Исчерпан мой литературный, но есть мат, в натуре...».
Ко мне приходили сотрудники милиции и показывали фотографии людей, которым просили не открывать дверь, а сразу им звонить. Друзья советовали не ходить по вечерам в одиночку и носить с собой тяжелый предмет. Это обычные особенности окраины рабочего поселка. Контингент живущих – в основном рабочие завода, уставшие от бытовухи и тяжелого труда работяги. На деле, в большинстве случаев – милейшие люди.
Когда настала первая для меня зимовка на этой квартире, в январе ударил настоящий дубак. Я, как и сейчас, работал в средствах массовой информации, и, случалось, январским утром брел на работу в толпе людей спешащих к гудку на проходную. Как он гудит, этот гудок... – так трубит отбой архангел Гавриил, а людям еще работать...
А еще, «на районе» холодно и темно. И страшно. Я вообще зиму не люблю, разве что на беговых лыжах десяточку пробежать в воскресенье, так для этого ведь нужно собраться и пойти. До «пойти» обычно не доходит. А тут движется человеческая масса – механически, размеренно, целеустремленно, только что не поскрипывая. Вот и написал песню. А песня такая:
Фигня, что январь не пора для прекрасных бабОчек.
И утром, под курткой, меж ребер поет ветерок,
Наденет телагу, пойдет на работу обычный рабочий,
И с губ пролетария в синее небо порхнет матерок.
Порхнет матерок мотыльком в обжигающей стуже,
И, скрипнув похмельными веками, в небо посмотрит мужик,
А там уже тысячи крепких словечек порхают и кружат,
Как будто летят к задремавшему богу кусочки души.
А на проходных стонут турникеты,
Где-то лето, где-то зной..
И до выходных сотни тысяч лет,
И понедельник....
Бывает, мечтать мечтать пролетария что-то потянет,
Бывает, потянет культю – значит будет тепло.
Бывает он трезв, хотя трезв он почти не бывает,
А тут вот, стоит на морозе, как будто башку напекло.
И слезы набухнут в глазах, как роса на фиалке,
Так, словно полили забытый увядший цветок.
Весна колесит в параллельных мирах на цветном катафалке,
А в след ей летит проклинающий стужу лихой матерок.
А на проходных плачут турникеты,
И гудок уже поет.
Матерок летит в небо как ракета,
И упрям его полет.
Летит матерок, и ведут пролетария ноги,
А может быть крылья несут на искрящийся свет.
Там будет о чем поболтать с оклемавшимся посветлу богом,
Там чинит весна проржавевший от снега смешной драндулет.
Фигня, что январь не пора для прекрасных бабОчек.
И утром, под курткой, меж ребер поет ветерок,
Наденет телагу, пойдет на работу обычный рабочий,
И с губ пролетария в синее небо порхнет матерок. I rented an apartment for a while in Motovilikha on Chekhov Street. Once, late at night, I picked up to one scholar, he said that "the ditch called the name of Anton Pavlovich could only claim ...". As one last Perm poet said: "Exhausted, my literature, but there is a mat in nature ...".
They came to me, and the police showed pictures of people, who asked not to open the door, and immediately call them. Friends advised not to walk alone at night and carry heavy objects. This is a particular edge of the camp. Contingent living - mainly factory workers, tired of bytovuhi toil and hard workers. In fact, in most cases - nice people.
When it was my first winter on the flat in January hit a real Dubakov. I, as now, was working in the media, and it happened January morning walked to work in a crowd of people rushing to the ring back tone to the checkpoint. As he hums the horn ... - so hang the angel Gabriel blows, but people still work ...
And "on the area of" cold and dark. And scary. I do not like winter, except that the cross-country skiing desyatochku run on Sunday because of this fact it is necessary to pack up and go. To "go" normally does not reach. And then moving mass of humanity - mechanically measured, purposeful, not just squeaking. So wrote the song. And the song is as follows:
Garbage that January is not it time for the beautiful butterflies.
And in the morning, under a jacket, between the ribs sings breeze
Telaga put on, go to work normal working,
And from the lips of the proletariat in the blue sky porhnet materok.
Porhnet materok moth in the searing cold,
And gritting hungover centuries, the sky looks the man,
And there are already thousands strong words flit and circling,
As if flying to doze off pieces of the soul to God.
And on the walk-through turnstiles groan,
Somewhere summer, somewhere in the heat ..
And before the weekend, hundreds of thousands of years,
And on Monday ....
Sometimes the proletarian dream to dream something pull,
Sometimes, it pulls the stump - so it will be warm.
Sometimes he was sober, sober, although he almost did not happen,
And now behold, is the cold, like baked pate.
And the tears swell in her eyes, like dew on the violet,
As if poured forgot wilted flower.
Spring travels in parallel worlds on a colored hearse
And next to her flying curses cold dashing materok.
A cry in the walk-through turnstiles,
And toot already singing.
Materok flying in the sky like a rocket,
And stubborn his flight.
Flies materok, and lead the proletarian legs
Maybe the wings carry the sparkling light.
There will be something to talk to God oklemalas lighter,
There repairing rusted spring from snow Funny clunker.
Garbage that January is not it time for the beautiful butterflies.
And in the morning, under a jacket, between the ribs sings breeze
Telaga put on, go to work normal working,
And from the lips of the proletariat in the blue sky porhnet materok. Смотрите также: | |
