В том парке листва еще бредила ливнем.
Отдавшись объятьям промокшей скамьи,
он, только что бывший смущенным, наивным,
теперь растерял все ужимки свои.
В неловких манжетах, распахнутых настежь,
в ладони под ворот, в поджатых губах -
он был скоротечным, он был настоящим,
как капли, что стерты предплечьем со лба.
Он был разлохмачен, он был измочален,
безмерным безмолвием полон внутри.
И в этой разверзнутой бездне молчанья
еще раздавался ее звонкий крик.
В нем все отживало момент расставанья,
еще обсыхал этот свежий разрыв,
Он слышал как там, вдалеке разливаясь
стихал ее шаг, опрокинув, разлив
в нем все через край, так что мокрому парку
себя было проще по сухости губ
суметь отличить. Парку было так жарко,
что ртом ее шаг он ловил на бегу.
Асфальт ароматом пролитого лета
так жадно внимал ее нервным шагам,
что он про себя монолог ломкий этот,
читал наизусть, разучив по слогам.
Все встало комком липким в стянутом горле,
все было не нужным, все было чужим.
Он бывший, когда-то упрямым и гордым,
теперь просто искренне плакал и жил.
Он плакал, как плачут, быть может, впервые,
когда еще высших не ищут причин,
как плачут все люди, как плачут живые,
в ответе за то, что к себе приручив,
готовы оставить, Они так сроднились
как левая с правой, как брат и сестра,
и раны раскрытым разрывом саднили,
и это был ужас, и это был страх.
Ему бы проститься, ему бы запасться
терпеньем, сидеть на скамье, не вставать
но снова - в изломанных пальцах запястья
но вновь - губы смяты в невнятных словах.
И парк был единственный верный свидетель,
того, как сквозь зрелый промокший июль,
вскочивший внезапно, бежал по планете,
весь сжавшись в одно ломовое «Люблю!» In the park foliage still delirious rain.
Suggested Embrace soaked benches
he that was just confused, naive,
I am now lost all their antics.
The awkward cuffs, wide open,
in the palm of a gate in the pursed lips -
it was fleeting, it was real,
like drops that erased forearm forehead.
He was razlohmachen he was izmochalen,
immense silence is full inside.
And in this abyss of silence asunder
still I heard her ringing cry.
In it all the dying moment of parting,
even dries the fresh gap
He heard it, far overflowing
it calmed down a step, overturning, spilling
it all over the edge, so that the wet park
itself was easier for dry lips
be able to distinguish. Park it was so hot,
that her mouth move, he caught on the run.
Asphalt spilled scent of summer
so eagerly listened to her nervous steps
that he himself, this monologue brittle,
I recited, forgotten how the syllables.
Everything fell into a wad of sticky contracted throat,
it was not necessary, it was a stranger.
He is a former, once a stubborn and proud,
now just crying and truly lived.
He cried like a cry, perhaps for the first time,
even when not looking for higher reasons
like all the people crying, crying like a living,
responsible for that self tamed,
ready to leave, they did to stick
the left to the right, as brother and sister,
and the wound uncovered gap was raw,
and it was horrible, and it was fear.
He would have to say goodbye, he would stock up
the patience to sit on the bench, do not get up
but again - fingers fractured wrist
but again - lips crumpled into unintelligible words.
And the park was only a faithful witness,
how mature soaked through July
suddenly jumped up, ran around the planet,
all huddled in one dray "I like!" Смотрите также: | |
