ОНА:
Когда мне будет восемьдесят пять,
Когда начну я тапочки терять,
В бульоне размягчать кусочки хлеба,
Вязать излишне длинные шарфы,
Ходить, держась за стены и шкафы,
И долго-долго вглядываться в небо,
Когда все женское,
Что мне сейчас дано,
Истратится и станет все равно -
Уснуть, проснуться, или не проснуться.
Из виданного на своем веку
Я бережно твой образ извлеку,
И чуть заметно губы улыбнутся.
ОН:
Когда мне будет восемьдесят пять,
По дому буду твои тапочки искать,
Ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
Носить какие-то нелепые шарфы
Из тех, что для меня связала ты.
А утром, просыпаясь до рассвета,
Прислушаюсь к дыханью твоему,
Вдруг улыбнусь и тихо обниму.
Когда мне будет восемьдесят пять,
С тебя пылинки буду я сдувать,
Твои седые букли поправлять,
И, взявшись за руки по скверику гулять.
И радоваться, словно в двадцать пять,
Когда нам будет восемьдесят пять... SHE IS:
When I'm eighty-five,
When I begin to lose slippers,
The broth to soften the bread slices,
Knit scarves too long,
Walk holding the walls and cabinets,
And for a long time gazing at the sky,
When all the women,
With me now given,
To spend and will be all the same -
Sleep, wake up, wake up or not.
Out of sight in his lifetime
I will draw your way carefully,
And slightly, lips smile.
HE:
When I'm eighty-five,
At home I will seek your slippers,
Grumble that hard for me to bend,
Wear some ridiculous scarves
Of those that bound me to you.
And in the morning, waking up before dawn,
I listen to your respiration,
Suddenly the smile and quietly hug.
When I'm eighty-five,
With a speck of dust you shall I blow,
Your gray curls correct,
And hand in hand walking on a public garden.
And rejoice, as if in twenty-five,
When we will be eighty-five ... | |
