Старый Хью жил недалеко от того утёса,
на котором маяк – как звездочка на плече.
И лицо его было словно ветрами тёсано.
И морщины на нём - как трещины
в кирпиче.
«Позовите Хью! – говорил народ,
- Пусть сыграет на гармошке губной
да песен споёт своих».
Когда Хью играл – то во рту
становилось солоно,
Будто океан накрыл тебя – и притих.
На галлон было в Хью пирата,
полпинты ещё – индейца,
Он был мудр и нетороплив,
словно крокодил.
Хью совсем не боялся смерти,
а все твердили: «И не надейся.
От неё даже самый смелый не уходил».
У старого Хью был пёс, его звали Джим.
Его знал каждый дворник,
кормила каждая продавщица.
Хью говорил ему:
–Если смерть к нам и постучится –
Мы через окно от неё сбежим.
И однажды Хью сидел на крыльце
спокоен и деловит, набивал себе трубку, индейцы такое любят.
Подошла к нему женщина в капюшоне, вздохнула:
–Хьюберт... у тебя ужасно усталый вид.
У меня есть босс, он меня и прислал сюда.
Он да сын его, славный малый,
весь как с обложки.
Может, ты поиграешь им
на губной гармошке?
Они очень радуются всегда.
Хью всё понял,
молчал да трубку курил свою.
Щурился, улыбался неудержимо.
- Только вот мне не с кем оставить Джима.
К вам с собакой пустят?
- Конечно, Хью!
Дни идут, словно лисы,
тайной своей тропой.
В своем сказочном направлении непостижимом.
Хью играет на облаке, свесив ноги,
в обнимку с Джимом.
Если вдруг услышишь в ночи – подпой.
Подпой!
Подпой...
