На вершине холодно и сложно дышать.
У подножия звери скалят свои клыки.
Выгибая спину, ожидаешь прыжка,
как японец труп врага у реки.
Видишь солнечный свет, слышишь шелест звезд,
но подъем не всегда означает возврат.
Кто-то там впереди обязательно ждет.
Кто-то там позади будет звать назад.
Но у птицы смысл один – лететь,
как у краеугольного камня – лежать.
Потому, от себя отделяя треть,
совершаю этот последний шаг,
разделяющий всё на «после» и «до».
Мне не нужен трон. Королев предают,
королей за каждым ближайшим углом
ждет нелепая смерть.
Мой любимый Брут,
не так это страшно – вовремя не дозреть,
как преждевременно медленно истлевать.
Я вся записана на листе,
на этом чертовом белом листе,
разрываемом на раз-два.
Но слова оставляют след, и да будет так:
каждый пусть останется при своем.
Внутренним благодатным огнем
загорается край моста.
At the top is cold and hard to breathe.
At the foot of beasts Rocks his fangs.
Arching his back, expect the jump,
a Japanese corpse of an enemy by the river.
See the sunlight, you hear the rustle of the stars,
but the rise does not necessarily mean a return.
Someone out there waiting to come necessarily.
Someone there will be behind the call back.
But the meaning of a bird - to fly,
like a cornerstone - lie.
Because, by separating himself third,
I am committing this last step,
dividing everything on the "after" and "before".
I do not want the throne. Korolev betray,
Kings every next corner
waiting absurd death.
My favorite Brutus,
not because it's scary - not ripen in time
a premature decay slowly.
I'm all recorded on the sheet,
in this bloody white sheet,
torn once or twice.
But the words leave a mark, and so be it:
let each one remain with his own.
Inner Holy Fire
It lights up the edge of the bridge.
