ОДИНОЧЕСТВО
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно -
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное...
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются -
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих -
вроде спорами идейными,
но приглядишься -
те же в них черты...
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания...
Из скольких я успел удрать -
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода...
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им -
тебе принадлежу...
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен -
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все -
куда сложней...
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных -
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
"Уходи...
Не надо...
Я вижу -
ты не мой,
а ты - ее..."
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
"Мой маленький!
Мой маленький!" -
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
"Ты не мой!
Не мой!"
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество -
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их "прощай!" -
не "до свиданья!",
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды. SOLITUDE
How embarrassing one to go to the cinema
without a friend, without friends, without his wife,
where so all sessions too short
and so their expectations are long!
What a shame -
War in the nervous closed
couples with mockery in the lobby
chew, blushing, in a corner of a cake,
as though something in this vicious ...
We,
loneliness shy,
of longing
We rush in some companies,
worthless and friendship onerous obligations
pursue to the grave.
Companies absurd way -
all in one drink but drink,
no senses.
The others are engaged only in rags and the girls,
and thirdly -
such ideological disputes,
but look closely -
the same traits in them ...
Various forms of fuss!
The fact that,
then the noisy company ...
How many, I managed to escape -
It does not count!
Even as a new trap was I,
but he escaped,
He is leaving it on the hair.
I'm broke!
You're in the front, deserted
freedom...
And the hell you want!
You are cute,
but you and hateful,
how unloved and faithful wife.
And you, my love?
How are you?
Have you got rid of the fuss;
And whose is now your eyes slanting
your shoulders and white luxury?
You think I'm probably mschu,
I am now in a taxi somewhere IBSU,
but if I IBSU,
where is my land?
All the same, I'm not free himself from!
With a woman I go,
feeling
I now they are alien.
On their knees lay his head,
but I do not they -
you belong ...
But recently I was with one
in a nondescript house on Hay Street.
I hung up the coat pitiful horn.
By a lopsided Christmas tree
tusklenkimi with light bulbs,
posvechivaya little white shoes,
I was a woman,
as a girl, strict.
I was so easily allowed
come
I was cocky
deliriously and too modern -
I brought her flowers,
and the wine.
But it turned out -
much more difficult ...
She was silent,
and most of the Orphan
Two droplets transparent -
two earrings
flickered in pink from her lobes.
And, as the patient, looking so indistinctly
And, raising his child's body,
He said dully:
& quot; Go ...
Do not...
I see -
you are not mine,
and you - it ... & quot;
I loved a girl
with the habits of wild boyish,
flying with a bang
and eye-pieces of ice,
because of fear
and tenderness pale.
In Crimea, we were.
At night there was a thunderstorm,
and a girl
a lightning magniynoy
He whispered to me:
& quot; My little!
My little! & Quot; -
hand covering my eyes.
Around it was all terribly
and solemnly,
and thunder,
Sea deaf and moan,
and suddenly she,
full of feminine insight,
I screamed:
& quot; You're not my!
Not me! & Quot;
Good-bye, darling!
I am yours
sullenly
true
and loneliness -
all allegiance to the faithful.
Let my lips melts forever
farewell snow from your mittens.
Thanks for women
excellent and wrong,
for
it was all instantaneous
for
that their & quot; goodbye! & quot; -
not & quot; good-bye! & quot ;,
for
that the falsity of so regally proud
grant us a blessed suffering
Solitude and beautiful fruits. Смотрите также: | |
