25 сентября 1893 г.
Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда не
увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, ты
согласился бы на все, лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться,
чтобы ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе и самой
себе, и нам обоим вместе... Но я не жалею, что сделала это, хотя ты так
плакал, зарывшись в подушки нашей постели. Два раза ты подымал голову,
смотрел на меня жалобным, молящим взглядом... Какое у тебя было пылающее и
несчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть твоих слез,
я чувствовала их, они жгли мне руки.
Сейчас мы оба жестоко страдаем. Мне все это кажется тяжелым сном. В
первые дни просто нельзя будет поверить; и еще несколько месяцев нам будет
больно, а затем придет исцеление.
И только тогда я вновь стану тебе писать, ведь мы решили, что я буду
писать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моего адреса ты
никогда не узнаешь и мои письма будут единственной связующей нитью, но она
не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом.
Целую тебя в последний раз, целую нежно, нежно, совсем безгрешным,
тихим поцелуем --ведь нас разделяет такое большое расстояние!..
25 сентября 1894 г.
Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова говорю с тобою, как обещала.
Вот уж год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаны
друг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущать
твоей боли.
И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело: накинули на
прошлое траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные мелочи стушевались,
иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они порой всплывают в памяти; если
что-нибудь случайно о них напомнит.
Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица,
когда впервые тебя увидела.
Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты
поймешь, что все на свете стирается.
Недавно я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее весело
заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась.
Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным вновь
этому научиться. И все-таки, я тебе говорю, однажды я, против воли,
улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался, просто так --
радуясь хорошей погоде или сознанию, что у тебя впереди какое-то будущее.
Да, да, подними голову и улыбнись.
17 декабря 1899 г.
И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я -- как сон, не правда ли?
Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг все
пусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзя
прикоснуться.
Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость, потому что
каждый день наступает утро и, как всегда, сменяются времена года. Солнце
сияет так ласково, хочется ему довериться, и даже обыкновенный дневной свет
полон благожелательности.
Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва я замечала,
что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколько раз я
смеялась.
Вчера было гулянье. На закате солнца всюду теснились толпы нарядных
людей. Пестро, красиво, похоже на цветник. И среди такого множества
довольных людей я почувствовала себя счастливой.
Я пишу тебе, чтоб рассказать обо всем этом; а также и о том, что отныне
я обратилась в новую веру -- я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы с
тобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, не очень-то хорошо
понимая ее... Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в нее поверить.
6 июля 1904 г.
Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь
собираюсь уехать.
У тебя, конечно, св September 25, 1893
My dear, my little Louis! So it's over. We will never again
I'll see you. Remember this as firmly as I do. You didn't want to be separated, you
would agree to anything just to be together. But we must part
so you can start a new life. It was not easy to resist both you and yourself
myself, and both of us together ... But I do not regret that I did it, although you
cried, buried in the pillows of our bed. You raised your head twice
looked at me with a plaintive, pleading look ... What a blazing and
unhappy face! In the evening, in the dark, when I could no longer see your tears,
I felt them, they burned my hands.
We are both in great suffering now. It all seems like a hard dream to me. IN
the first days simply cannot be believed; and for a few more months we will
it hurts and then healing will come.
And only then I will write to you again, because we decided that I will
write to you from time to time. But we also firmly decided that you
you will never know and my letters will be the only connecting thread, but she
will not let our separation be the final break.
I kiss you one last time, kiss you tenderly, tenderly, completely sinless,
with a quiet kiss - because we are separated by such a great distance! ..
September 25, 1894
My dear, my little Louis! I speak to you again as I promised.
It's been a year since we parted. I know you haven't forgotten me, we're still connected
with each other, and whenever I think about you I can't help but feel
your pain.
And yet the past twelve months have done their job: thrown on
past mourning haze. Now the haze has appeared. Other little things faded away
other details disappeared altogether. True, they sometimes pop up in memory; if
something will accidentally remind of them.
I tried somehow and couldn't imagine the look on your face
when I first saw you.
Try and you remember my look when you saw me for the first time, and you
you will understand that everything in the world is erased.
I recently smiled. To whom? .. To what? .. To nobody and nothing. It's fun in the alley
the sunbeam played, and I involuntarily smiled.
I've tried to smile before. At first it seemed impossible to me again
to learn it. And yet, I tell you, one day I, against my will,
smiled. I want you to smile more and more often too, just like that -
rejoicing in the good weather or in the knowledge that you have some kind of future ahead of you.
Yes, yes, lift your head and smile.
December 17, 1899
And here I am again with you, my dear Louis. I'm like a dream, isn't it?
I appear when I please, but always at the right moment, if everything is around
empty and dark. I come and go, I'm very close, but you can't
touch.
I don't feel unhappy. Cheerfulness returned to me, because
every day morning comes and, as always, the seasons change. The sun
shines so affectionately, I want to trust him, and even ordinary daylight
full of benevolence.
Imagine, I danced recently! I laugh a lot. At first I noticed
that now it became funny to me, and now I can't even count how many times I
laughed.
There was a party yesterday. At sunset, crowds of well-dressed
of people. Colorful, beautiful, like a flower garden. And among so many
happy people, I felt happy.
I am writing to you to tell you about all this; and also that from now on
I converted to a new faith - I confess selfless love for you. We are with
you once talked about selflessness in love, not very good
understanding it ... Let us pray together to believe in it with all our hearts.
July 6, 1904
Years go by! Eleven years! I went far away, came back and again
I'm going to leave.
You, of course, have St. | |
